– А потом, – настойчиво продолжала Люси, решив все выяснить, – эта женщина пришла сюда и… подбросила младенца? – У нее на плече возились крохотные пальчики, старались запихнуть сережку в рот. Люси отбивалась от пухлых загребущих ручонок. У нее засосало под ложечкой.
– Да, дорогуша. – Фрици налила в сковороду чашку жидкости, похожей на бульон, и взялась за кисть из мочала, чтобы смазать курицу растопленным маслом.
– Ой! – взвизгнула Люси. Ребенок зажал в кулачке мочку уха вместе с сережкой, дернул ее и потащил в зияющую пропасть рта. Обескураженная Люси не понимала, как такая маленькая ручонка может обладать силой лесоруба. С величайшими трудностями, вынужденная сражаться только одной рукой, она все же ухитрилась освободить ухо.
Поглядывая через плечо, Фрици улыбалась.
– Придется тебе больше не надевать украшения, хотя бы временно. Дети – как вороны: их манит все, что блестит. – Она засмеялась собственной шутке.
– Не хочешь же ты сказать, что ребенок живет здесь, в этом доме? – Люси говорила отчетливо и внятно, чтобы вопрос дошел до сознания старухи.
Фрици удивилась; помедлила, разглаживая фартук на животе.
– Это и говорю. Где ж ему жить, по-твоему? Я потому и перебралась сюда из коттеджа. Думала, правда, вернуться, но, – она нахмурилась и принялась за работу, – уж лучше поживу тут. Разве это дело – завидный жених и молодуха под одной крышей? – Пучок седых волос на затылке подпрыгнул, так она затрясла головой. – Нет, не дело.
Люси предполагала, что сделка с Растем чревата неожиданностями, но такое ей и в голову не могло прийти. Онемев от потрясения, она подумала: какие еще сюрпризы приберегает для нее Раст?
Люси положила протестующего младенца в кроватку, чтобы переодеться в джинсы и свитер. После этого ей пришлось изрядно повозиться, чтобы запихнуть упрямые ножки, молотящие воздух, в чистые штанишки, заранее «оснащенные» памперсом. Фрици заявила, что у нее много работы на кухне, а Люси вполне может переодеть Малявку, тут и делать-то «нечего», и отослала ее наверх.
Детская находилась между комнатой, которую Раст предоставил ей, и его собственной спальней. Там стояли деревянная кроватка, лампа и стол для пеленания – вот и вся мебель.
Девственно-белые стены, не на чем остановить взгляд. Даже неопытному глазу Люси детская казалась голой. Где ящик с игрушками, где мишки, где веселые подвесные погремушки?
Сменный памперс оказался на застежках-липучках, которые прилипали то к ее коже, то к простынке, а то к тому и другому сразу. Люси кое-как продела ручки ребенка в дырки для ног, а ножки – в дырки для рук и только тогда заметила, что перепутала их. Но в конце концов вышла из сражения триумфатором.
А заодно узнала, что Малявка была девочкой. Люси сдула упавшую на глаза прядь волос. Видимо, чтобы выразить свою благодарность, ребенок издал оглушительный вопль. – На здоровье, – ответила ему Люси. Возле стола на полу стояло пластиковое ведро; предположив, что оно предназначено для грязных подгузников, Люси подняла крышку. Словно демоны из ящика Пандоры, из-под крышки вырвалась такая вонь, что у нее заслезились глаза.
Люси покачнулась, захлопнула крышку и бросила подгузник на стол – пусть Фрици сама разбирается. Внизу в прихожей она задержалась и вдохнула свежий воздух.
Она думала, Фрици поразится, какой у нее вышел аккуратный, чистенький сверточек, и заберет его, но толстуха в это время чистила картошку и предложила Люси прогуляться с ребенком к коралю.
– Фрици, – осторожно начала Люси, все еще держа на руках младенца, – я… э-э… не умею обращаться с детьми.
– Что?
– Ну… ты все знаешь. – Люси путалась в словах, а тем временем ребенок вырывался из рук, она еле его удерживала. – Ну, как… кормить. Или как… купать. – Что там еще делают с детьми? – Ну, всякое такое…
– Люси, Люси, – добродушно ответила Фрици. – Не волнуйся, научишься. Опыт – лучший учитель.
Люси заговорила еще более ласково:
– Боюсь, это останется твоей работой, Фрици. Я не склонна к материнству. – Не говорил ли Кеннет сто раз, что из нее вышла бы никудышная мать?
Зная, что они с мужем никогда не станут родителями, Люси долго избегала детей, не ходила к знакомым на крестины, отказывалась брать на руки новорожденных. Зачем нянчить чужого ангелочка, если у нее никогда не будет своего? От этого остается лишь боль в душе.
Она попыталась передать ребенка Фрици, но та только фыркнула и стряхнула кожуру в ведро.
– Все будет хорошо, Люси, вот увидишь. Шла бы ты к коралю. Малявка любит смотреть на лошадей. – Она отвернулась, налила воду в громадную кастрюлю, всыпала соль и стала нарезать картошку.
На смену тревоге пришло опасение, пронзившее как удар колючей проволокой: Фрици уверена, что Люси станет ухаживать за ребенком, она в этом даже не сомневается! Фрици методично разрезала картошку, и куски шлепались в воду. Люси с отчаянием смотрела ей в спину.
Фрици ее не замечала.
Разрез. Шлеп. Разрез. Шлеп.
Это просто нелепо. Как Раст посмел ничего ей не сообщить о ребенке – можно сказать, о еще не клейменном ребенке!