Паруса «Надежды». Морской дневник сухопутного человека

Клавдия вызвался играть Костя Онищенко, курсант из двадцать второго кубрика, среднего роста брюнет с умными серыми глазами. До этого он был как-то незаметен, и Илья с ним познакомился только тогда, когда Пал Палыч перед строем озвучил предложение о постановке. Рукопожатие у Кости было крепкое, мужское. Он сразу вызвал у Ильи симпатию, и они быстро нашли общий язык.

Галеев, черноволосый, чернобровый красавец, оказался совсем не кривлякой, а очень даже серьезным на поверку человеком. У него обнаружилась масса достоинств: в школе он вел литературные вечера, знал множество стихотворений и как-то по просьбе учительницы литературы выучил монолог Гамлета. Он внимательно слушал Илью, который на первой репетиции рассказывал о внешней интриге и о внутреннем конфликте героев пьесы. Оказалось, кроме Кати, никто пьесу не читал. Фильмов же ни со Смоктуновским, ни тем более с Оливье и Мелом Гибсоном тоже никто не смотрел. Поэтому, когда вече ром собрались на первую читку по ролям у Ильи в каюте, все сидели тихо и даже чуть зажато. Илья пробегал глазами по тексту, потом останавливался на отдельных персонажах, характеризовал каждого, как понимал их сам. Щедрой режиссерской рукой он раз давал роли, кто какой образ будет творить.

— Гамлета придется сыграть мне самому, — напоследок со вздохом объявил он — мол, что делать — и посмотрел на Машу. Та опустила глаза.

И тут Богдан Галеев вдруг решительно стал тянуть вверх руку, как школьник, выучивший домашнее задание. Оказалось, что перед строем он вовсе не шутил и тоже хотел, во что бы то ни стало сыграть Гамлета. Илья решительно замотал головой:

— Нет, Богдан, я хотел дать тебе роль Лаэрта.

Все почему-то усомнились в режиссерской руководящей роли Ильи и попробовали вступиться за Галеева.

Первой, как всегда, начала Катя.

— Илья, — она сузила свои прекрасные восточные глаза, — мне непонятно: кто тогда будет Гамлета играть, если Богдан сам вызвался, и ты перед строем промолчал?

— Я же только что объявил свое решение; оно выходит из логики, что кто-то должен тянуть основной груз. — Он сделал многозначительную паузу и посмотрел на Машу, сидевшую на краешке диванчика, который располагался вдоль бортовой стенки с двумя иллюминаторами. — Принца датского буду играть я.

— Ну вот! Только ты будешь тянуть не основной груз, а одеяло на себя! — вскочила разгневанная Катя. — Я так и знала! А я не согласна.

— Ну почему? — Маша умоляюще посмотрела на подругу.

— Потому что Илья не должен отвлекаться: он и режиссер, и… — она уничижительно посмотрела в его сторону, сделав паузу, — и я знаю эти режиссерские штучки…

— Какие штучки? — Режиссер еще не созданного театрального шедевра рассвирепел. — А больше никто и не потянет, там же оголенный нерв должен быть.

Тут вдруг Богдан тоже вскочил со стула и сверкнул своими черными очами:

— Правда! Илья! Я! Я! Ты уж не раздваивайся! — Он вдруг приостановился. — «Быть или не быть — вот в чем вопрос…» В общем, справлюсь. Обещаю.

И хотя сказал он это как-то нерешительно, все ободряюще ему зааплодировали… даже Маша.

Тут же за будущего Гамлета вступились Игорь Саранцев, получивший роль Розенкранца, и Вадим Максименко, который собирался воплотить в спектакле образ Гильденстерна. Они, как истинные однокурсники, наперебой стали уговаривать Илью утвердить Богдана на роль Гамлета.

— Чудак-человек! Тебе же легче будет! — Уверяли они, совершенно искренне его.

Лицо у Ильи пылало, а может, это ему так казалось. Всё на его глазах рушилось — всё, что он задумал, всё, что затаилось в его сердце и должно было выплеснуться на сцене, — всё это в одночасье гибло. Скверно и дешево! Он не мог даже посмотреть в сторону Маши. Даже Оля, которая до этого своими маленькими мышиными глазками с симпатией смотрела на хитро-мудрого режиссера, уже, видимо, войдя в роль Гертруды, раздосадовано сучила ножками, развалившись на режиссерской кровати.

— Тогда некому играть Лаэрта, — резонно заметил Илья, пожав с деланным безразличием плечами. — Ведь вы совсем забыли, что там еще есть брат Офелии.

Все растерянно замолчали и посмотрели на Диму Серого, но тот замахал руками:

— Нет, ребята, я это не умею и не хочу, и не просите, — я не актер. Я у вас технический персонал, музыка, световые эффекты. Это я вам обещаю обеспечить в лучшем виде.

Илья победно улыбнулся:

— Ну вот! Так что я бы с удовольствием, но Лаэрта…

Но его перебила Катерина:

— Брата Офелии давайте сыграю я!

Все засмеялись. Даже Оля прыснула в ладошки.

— Катя, ты шутишь. Лаэрт — это же, это же… — Она не знала, что сказать еще, и задумалась, потом вдруг покраснела как рак и прошептала: — Ведь ты такая красивая!

Всех это почему-то еще больше развеселило. Первым расхохотался надутый от злости Илья, потом подхватили все. И гоготали так, что в стенку постучал сосед, электромеханик.

Все, конечно, согласились с Олей: что за глупость играть Катерине мужские роли? Но тут она, к удивлению всех и особенно Ильи, предъявила последний аргумент.