Паруса «Надежды». Морской дневник сухопутного человека

Сколько ни ходи в своей каюте, она ни длинней, ни шире не станет. Три коротеньких шага от шконки к диванчику и полтора от умывальника до письменного стола — туда-сюда. Ты даже можешь зарычать, замычать, захохотать — ну всё что угодно. Сосед, конечно, всё услышит, но ничего не скажет, а на другой день пройдет мимо и даже не спросит, что это с тобой вчера было. Нет, не спросит. Не принято. Сходи с ума в одиночку. А тут и сойдешь. Скорее на верхнюю палубу: сто метров от бака до юта и столько же от юта до бака, получается двести метров. Идешь неспешным шагом, потом срываешься на бег трусцой, потому что мысли постоянно обгоняют тебя, всё время перебивают одна другую, и получается эдакий муравейник из мыслей, маленьких, никчемных, — не мыслей, а мыслишек. Но ты откидываешь их все, потому что совершенно не ведаешь, что предпринять, потому что открытым текстом посылать материал о том, что на борту груз, ты не можешь: запорешь дело, которое поставит точку в череде преступлений там, в России. А эти мыслишки, как их ни гони, опять начинают вылезать и попискивать, повизгивать и наконец — в нетерпении орать. Илье уже казалось, что если он сейчас остановится и, не дай бог, подойдет к кому-нибудь, то его мысли тотчас услышит рядом стоящий человек. Наверное, так и сходят с ума, решил он. Так вот, от собственных мыслей.

Океан, когда он добрый, ужасно скучный. Однообразие пустоты голубого пространства вверху и внизу, разделенного невнятной чертой горизонта, будто говорило: «Ты-то, зачем здесь очутился?» и порождало у Ильи синдром полной никчемности. Скрашивало это вселенское одиночество, и то лишь изредка, появление на горизонте очередного «чемодана», который быстренько догонял парусник, превращаясь при этом в огромнейший сухогруз, газовоз или контейнеровоз — это выяснялось только по мере его приближения, — и тут же молчаливо уходил вдаль, за горизонт. Происходило это так быстро и бесшумно, что иногда грезилось: это один и тот же корабль-призрак шутки ради появляется из-за горизонта и за горизонтом исчезает.

На ходовом мостике, за штурвалом, днем обычно парились два курсанта; тут же с ними находился второй или третий помощник капитана. Солнце над Индийским океаном было беспощадным. В это время если кто и появлялся на палубе, то тут же и исчезал, ныряя в прохладное чрево корабля.

Илья был удивлен, как беден, на первый взгляд, окружающий мир. Зачитанная в отрочестве до дыр книга Тура Хейердала «Путешествие на Кон-Тики» являла тогда в его сознании другую картину, отличную от увиденного на паруснике. Конечно, и ему случалось находить на палубе летучих рыб, а также наблюдать, как те серебристыми стайками, выпрыгнув из невысокой волны, несутся над гладью океана. Время от времени парус ник сопровождали дельфины, изредка одинокий альбатрос уныло, нехотя пролетал параллельным курсом и скрывался в дрожащем мареве. Иногда несколько птиц, внешне напоминавших наших ласточек или стрижей, барражировали в воз душном пространстве парусника, охотясь за вездесущими мухами. Они несколько дней составляли кораблю компанию и бесследно исчезали, чтобы потом вдруг возникнуть вновь. По всему выходило, что за те неполные семьдесят лет, прошедшие с тех пор, как была написана книга норвежского путешественника, животный мир, населяющий океанские просторы, ужасно поредел.

Зато на протяжении всей одиссеи на пути фрегата то и дело попадался мусор: будто разноцветные медузы, возникали в воде полиэтиленовые пакеты; пластиковые обломки столов и стульев проплывали мимо; картонные коробки, джутовые мешки, деревянные ящики, обрывки канатов и еще куча иной дребедени… Иногда неприятным серым лишаем, образовавшимся на соленом теле океана, проплывало мазутное пятно. Однажды мимо продефилировала хорошая дверь, с глазком и блестящими медными ручками, на которой отдыхала небольшая и по виду смертельно уставшая птичка с желто-оранжевым клювом; она чем-то была похожа на чайку, если бы не длинный хвост. Как потом определил главный механик, это была птичка под названием фаэтон.

Время от времени фрегат входил в морские поля, где жили медузы разной расцветки и габаритов; некоторые были довольно больших размеров, чуть ли не с письменный стол. Но всё это не особенно оживляло, а лишь подчеркивало бедность населения вод океана, где проходила «Надежда». Но, возможно, бедность на поверхности не означала то же самое и под толщей воды. И вообще путь парусника пролегал там, где глубина океана достигала более километра, вдалеке от берегов, а вся живность сосредоточена на шельфе и вокруг островов, на мелководье.

После ужина всё население парусника, исключая вахты, высыпало на верхнюю палубу. Все вожделели прохлады. Курсанты обычно располагались в районе грот-мачты и на баке. Командование и плавсостав облюбовали себе ют. Изредка сюда выходил и капитан, но ненадолго; обычно он перекидывался парой фраз со старпомом, Пал Палычем или радистом и опять исчезал в своей каюте.