Паруса «Надежды». Морской дневник сухопутного человека

А из газеты требуют продолжения — всего пятьсот строк… Ах, как хочется просто расслабиться и не жить жизнью героев, тем паче всё более и более возникает раздвоение моей личности. Где же существует настоящая правда, о которой я повествую, — в моем дневнике или в романе, выходящем по главам в «Вечернем городе», — это большой вопрос уже и для меня. Татьяна Владимировна по электронке спрашивает: «Это у вас произошло, или ты это сочинил?» Кажется, этот вопрос она задает не в первый раз. Сплошное deja vu…

Итак, закручиваю сюжет по полной. Отрицательные персонажи у меня на корабле и в жизни, и в романе одни и те же. Одно радует: что первые не прочитают дневник, а вторым ежели что и померещится, ежели они что-то углядят, то получат ответ: «Описанные события носят вымышленный характер». Образы, созданные мной, — собирательные; любые совпадения обстоятельств и жизненных коллизий случайны, а совпадения имен, фамилий и учреждений, а также названий кораблей и дат могут лишь в полной мере отображать полет фантазии автора. То есть моей. Эту заготовку я сразу предусмотрительно отправил главному редактору. Я калач тертый, хоть и молодой…

Всё только начинается

Надо мной в лазури ясной

Светит звездочка одна.
Справа — запад темно — красный,
Слева — бледная луна.

А. С. Пушкин

Маша наивно спрашивала его:

— Почему одни и те же слова мужчины могут говорить разным женщинам? Я хочу, чтобы мой избранник сказал их только мне одной. И никому больше…

Девчонка! Наивная! Илья смотрел на нее и не мог поверить, что в принципе возможны подобные создания природы. Ну не может в нашем мире существовать женская иррациональность в двадцать лет. Когда она говорит «я хочу» — это понятно, это по-женски: хочу, и всё! А вот дальше — из романов девятнадцатого века. Если ей сознаться, что он уже применял кое-что из своего словесного багажа в деле охмурения разных особ, но придыхание и волнующий шепот были деланными… И попробовать объяснить, что тут совсем иное. Сердце и вправду билось раненою птицей, и слова, слетающие с его губ, были эмоциональны и искренны. Совсем не хотелось врать. Хотелось просто смотреть на нее. Как она что-то говорит. Как смотрит на небо, закинув голову, так что пшеничные волосы рассыпались по плечам. Наблюдать, как она, упираясь и закусив губу, стоит за штурвалом, на вахте, а волны не на шутку решили сбить ее с курса, яростно накатываясь на правый борт. Маша сердилась, когда Илья, слоняясь, якобы случайно, у рулевой рубки, успевал сделать пару снимков, как она уверенно по команде третьего помощника капитана совершала поворот пера руля, перекладку на соответствующий угол, чтобы изменить курс парусника.

Встречались они нечасто, украдкой, пару раз она была у него в каюте, но у Ильи и мысли не возникало, оставшись с ней наедине, попробовать зайти в их отношениях на запретную пока для них двоих территорию. Ему казалось, что он обидит ее этим, предаст их чувства, и, наконец, совсем не хотелось подтвердить ее неведомо откуда взявшиеся стереотипы про похотливых мужиков.

Всё должно было произойти не здесь и не сейчас, а на берегу. Он рисовал себе в воображении отель в Сингапуре, в Марина-Бее, на последнем эта же с видом на фантастический по своей красоте город. Он готов был потратить кучу денег, (благо у него была валютная карта, с кругленькой суммой на счету) чтобы это было все по настоящему красиво: элитное шампанское, тропическая ночь, сверкающие огни города, он и она… А не в его убогой каюте под номером «402». Или, может быть, это будет во Владике… Но это будет на берегу. И эта встреча будет долгая, на всю жизнь. Наверное, на всю жизнь…