Паруса «Надежды». Морской дневник сухопутного человека

— Как тебя звать, красавец? — спросил Сечин с тихой угрозой, зажав флешку в кулаке. Скулы у него задвигались.

— О, да-да, Илья! Надо представиться. Мисраб… Мы должны были встретиться в Бизерте; это плохо, что всё меняется. Мы еле успеваем… Ты должен… — не договорив, что Илья должен, он нехорошо осклабился. — Давай я еще встречусь, может быть, с тобой… — Он вырвал из его потной ладони флешку, залпом выпил из фужера поданную официанткой воду, швырнул на стол монетку и пошел, не оглядываясь, от оторопевшего и ничего не понимающего Ильи.

Непонятное волнение охватило Илью; ему вдруг стало казаться, что он где-то, в чем-то совершил непоправимую ошибку, что ему вообще не надо было покидать корабль, тем более встречаться с этим придурком — щеголем со злыми глазами. Флешка с работами местных художников не вызывала у Ильи каких-то вопросов: мало ли какая мазня нравится западным галеристам. Ничего особенного там не было, кроме одного файла, где были размещены копии с полотен Магритта «Человеческая ситуация» и Морзе «Умирающий Геракл»; третьим по списку шел осенний пейзаж японского художника Сэссю, потом еще копия с удивительной работы Охара Косона, тоже японца, — на первый взгляд непритязательный сюжет с птицами, клюющими из-под снега оранжевые плоды, и в довершение-еще одна работа Сэссю, теперь уже зимний пейзаж. Илья просто ради интереса просмотрел все файлы еще в Севастополе: обычные предложения, списки, цены, какие-то сертификаты, разрешения и так далее. Но этот файл его ввел поначалу в ступор. Дело в том, что все работы, выложенные в нем, были для него и еще для одного человека неким шифром; никто, кроме его самого и отца, не знал истинного смысла размещения картин под этими номерами. Как всё это оказалось на флешке, которую передала ему Катерина, было совсем непонятно. Точно такой же файл сидел уже давно в его компьютере; это что-то означало, но что?

Всё это его насторожило и постоянно мысленно возвращало в Ростов. Что, он и сам не знал. Это как-то связано с отцом, но ни он, ни Катерина и словом не обмолвились об этом. И все-таки связь есть, решил он. Несомненно. Это было на уровне интуиции.

На Лемносе он пытался связаться с Катериной, но сотовый телефон не отвечал. На домашний он не рискнул позвонить. Отправил эсэмэску с вопросом, всё ли у нее нормально. Получил неожиданно короткую, заставившую его еще больше задуматься и заволноваться отписку: «Всё хорошо». И больше ничего.

Никаких вопросов. Это было так не похоже на Катерину, что, когда он получил ее ответ, у него похолодело внутри.

Вот он смылся из Ростова. Несколько раз через радиста получал короткие письма от отца, что всё идет нормально: дед с бабушкой в санатории, с мамой всё в порядке, с ним тоже. Тчк. «О тебе я узнаю из своих источников. Тчк. Молодец. Тчк. Я тобой горжусь». В этом узнавался стиль отца. Но Ростов его не отпускал после этой встречи. Ему уже стало мерещиться черт те что. «Еще немного, и я сойду с ума», — решил он. Но, на удивление, не сходил. Помогала иногда припасенная бутылка коньяка, которую он время от времени тревожил, и внутренний голос, к которому он стал чаще прислушиваться.

Поздно ночью, отсматривая в компьютере кадры прогулок с Машей по старинным улочкам Задара, которые он снял фотоаппаратом, он обратил внимание, что на фотографиях раза три промелькнуло, как ему показалось, удивительно знакомое лицо. Он только никак не мог вспомнить, где видел этого человека, хотя у него была великолепная память на лица. Субъект, который мелькал на снимках, то скучающе смотрел по сторонам, то жевал пиццу, то без особого интереса рассматривал сувениры у торговцев. Везде он был в профиль и на некотором отдалении, но тем не менее Илье всё время казалось, что за секунду до этого он смотрел на него.

Илья еще раз стал просматривать вереницу снимков, которые он нащелкал в Задаре за два дня пребывания в Хорватии. Вот контур этого человека в тени средневековой стены собора святого Доната, когда Илья фотографировал остатки римского форума. Тот просто не успел отвернуться и смотрел на него. Илья попробовал приблизить фигуру человека настолько, чтобы хорошо разглядеть его лицо. И тут на него глянули глаза из той разбитой, заляпанной грязью «мазды», тот волчий взгляд, который и сейчас заставлял его содрогнуться. Илья отскочил от компьютера, будто это была противопехотная мина, готовая рвануть. Сомнения исключались. Даже если бы не было лица, а только глаза, он бы их обязательно узнал. Такие глаза не забудешь. И хотя, в отличие от той встречи на веранде ресторана Арсена, этот человек был теперь модно подстрижен и прилично одет, — суть не менялась: он был один из тех троих, которые убили Арсена. Это не могло быть простым совпадением.

Илья задумался. И все-таки, неужели его используют как мормышку, как приманку? Как он мог узнать, что Илья находится в Хорватии? Значит, кто-то его навел. Тот фээсбэшный полковник, больше никто, решил он, — ведь, кроме родных и Кати, никто понятия не имел, где он находится.