Это просто наваждение. Он вскочил и заметался по каюте. Потом остановился. Его прошиб озноб от еще одного открытия: вспомнились слова того вычурного Катерининого агента: «Мы должны были встретиться в Бизерте; это плохо, что всё меняется». Он-то это откуда знает? И эта странная, на первый взгляд, фраза — про то, что он много должен, но что теперь всё будет хорошо… Илья достал из шкафчика початую еще в Черном море бутылку коньяка.
Как замечательно всё начиналось! Он практически забыл ту свою прежнюю жизнь. Ему даже уже казалось, что тот, кем он был до этого, — не он, а какая-то вымышленная фигура, а этот, сегодняшний, Илья — вот он настоящий, неиспорченный, не отягощенный грузом мелких моральных преступлений, совершенных по отношению к своим близким. Илья даже зачем-то посмотрел на свои ладони: они были в мозолях от канатов, которые он таскал вместе с ребятами по палубе.
«Может, бросить всё к черту и устроиться куда-нибудь матросиком на всю оставшуюся жизнь?» — шевельнулась у него в голове мыслишка. Только перед этим повиниться бабушке, что это он украл у нее фамильную брошь, поцеловать ее руки, стать на колени и уткнуться, как в детстве, в ее юбку, ожидая прощения… Тут же в памяти всплыли и дед, никогда не ругавшийся с ним, а лишь тяжело вздыхавший после его очередного «подвига», и мать, вечно спешащая то на заседания, то на совещания, то еще куда-то, и отец, в военно-морской форме, с кортиком, — все тут же явились к нему. Ждали, видать, когда он скажет им что-то…
Дрогнувшим голосом Илья неожиданно для себя прошептал:
— И вообще, наломал столько дров! Простите!
Из глаз полились возмутительные, постыдные для мужчины слезы. Но он их совершенно не стеснялся. Если бы еще месяц назад кто-нибудь сказал, что он может распускать нюни, он бы в ответ лишь зло и цинично рассмеялся ему в лицо. А теперь он почувствовал, что наступил катарсис и он стал другим человеком. Во всяком случае, в эти минуты ему так казалось. Это были не слезы страха или отчаяния, — это были слезы очищения от скверны.
Бутылку коньяка он, наконец, прикончил. Илья посмотрел на свое отражение в зеркале. Ну, что «перековка» в лучших традициях соцреализма, на лицо, констатировал он. Он внимательно продолжал рассматривать свою физиономию. Да, в концептуальном аспекте идея о том, что шалопай, попавший в здоровый коллектив, исправляется и становится положительным героем, на лицо. Но не хватило еще грамм двести. А пока: — «Не верю!» Он показал себе язык и грохнулся в койку.
Весь следующий день Илья находился в каюте. Ближе к вечеру заглянул Пал Палыч.
— Ты куда пропал? — он улыбнулся. — Что-то неважно выглядишь. На обеде не был, на ужин-то собираешься?
И Илья решился:
— Пал Палыч, у меня разговор есть.
— Хорошо. После ужина, после отбоя и поговорим. Согласен? Но после ужина желание поделиться с Пал Палычем своими переживаниями у Ильи пропало. Ему на глаза случайно попался листок со списочным составом экипажа, так называемая судовая роль, которую он испросил у Любови Ивановны на второй день по прибытии на парусник. Лениво пробегая глазами списочный состав экипажа и курсантов, он наткнулся на фамилию Кривой: под этой фамилией кашеварил кок. Оказалось, что тот тоже на паруснике новичок. Тоже прибыл на корабль за неделю до выхода фрегата в открытое море. И тут ему пришла мысль проверить, кто еще только-только появился на борту парус ника. Таких оказалось трое: четвертый помощник Данильченко, повар Кривой и он сам. Остальные, кроме курсантов, конечно, имели довольно внушительный стаж пребывания на корабле.
— А что, наш кок всегда так паршиво готовит? — как бы невзначай спросил он за обедом у трудившегося ложкой радиста.
Тот удивленно поднял глаза:
— Кто его знает. Тут принцип: не нравится — не ешь. А впрочем, вы правы. — Он презрительно хмыкнул. — Прежнего списали на берег, без объяснений. Что-то он кому-то из руководства заявил… или написал. В общем, в замену ему в кругосветку прислали этого.
— Да уж! — Илья в сомнении пошевелил котлету вилкой, будто хотел убедиться, живая та или нет. — Не знаю, как предыдущий кок готовил, но пока из всех блюд, что готовит маэстро Кри вой, мне нравится в его исполнении только компот.
— Согласен! — Радист подхватил шутливый тон Ильи. — А так как компот у него получается не хуже, чем у прежнего, предлагаю перейти по этому случаю на «ты». Не чокаясь. — Он отхлебнул из своей кружки и опять хмыкнул. — Правда, хороший, холодненький. Но хочу предупредить: если будешь воротить нос от первого и второго, то скоро не сможешь таскать ноги. Ты, я смотрю, из интеллигентиков, но это со временем проходит…
Что это было — ирония или… Поди разбери этих морячков. Итак, кок, который попал на парусник тоже при ротации курсантов, вызывал у Ильи некую настороженность своим непрофессионализмом. Еще хотелось бы поближе познакомиться с четвертым помощником, и случай представился на следующий день. У стенда с морскими узлами и схемой парусника с обозначением парусов, рангоута и такелажа он нос к носу с ним столкнулся.