Паруса «Надежды». Морской дневник сухопутного человека

Написал эту сентенцию и рассмеялся. Батюшки, до чего же может довести особь женского пола особь мужского! Потеря аппетита, бессонница, неуемные фантазии, наконец, графоманство — не самое худшее, что ожидает свежего и на вид совершенно здорового парня. Пишу практически параллельно о том, что происходит на паруснике, в свой старинный дневничок и в заветную тетрадочку, которая называется «комп». Вчера отправил Татьяне Владимировне в газету пятьсот строк. А чувствую ответный немой укор: «И это всё»? Да, это всё, пока всё!.. Я вам не Татьяна Устинова или как там вторую мадам — не помню фамилию еще одной новомодной писательницы. Мне для действия нужна мотивация. Мотивацию я придумал — трепещите, читатели! Ух, как сейчас напишу! И все-таки как хочется лирики… Как хочется простой, безыскусной любви, и не на фоне трупов и преступлений, а на фоне мирного, ласкового океана. Но газета требует не просто моря, а море крови, для поднятия тиража…

Засим пока кончаю. Пора бежать стремглав в кают-компанию, на ужин…

Опережая события

Приключение того стоит.

Аристотель

Небольшое суденышко прикорнуло к правому борту «Надежды» и, как приблудная кошка, терлось о него, поскрипывая и попискивая, слегка танцуя на пологой волне. Была темнотища, хоть глаз выколи. Лишь лучи двух прожекторов, будто из небытия выныривая, освещали то погрузившиеся в полудрему корабли, застывшие на внешнем рейде, то гребень, будто сказочного дракона, далекого волнореза, то абрисы словно подсвеченных изнутри портовых кранов. Только теперь можно было понять смысл выражения «тьма египетская»… Сигнальные огни на кораблях, далекое зарево дрожащих огней не спящего и ночью южного города только подчеркивали опустившуюся на парусник кромешную тьму.

По штормтрапу поднимался не совсем опрятного вида, в рубашке навыпуск, довольно упитанный, в раздавленных жизнью сандалетах, как потом оказалось, египетский переводчик. А за ним не спеша, почему-то озираясь по сторонам, — пограничники. Тут же у трапа их встречали старпом и начпрод. Казалось, что он был знаком и с погранцами, и с переводчиком; жестикулируя и выпучивая глаза, он пытался что-то объяснить гостям. Стар пом тихонечко оттер его от погранцов и увел в каюту капитана.

Дела у Кругляка были не очень хорошие, в том смысле, что акт на списание полутонны сока в упаковке «тетрапак» лежал на столе у капитана со вчерашнего вечера. Это напоминало эко логическую бомбу уже не замедленного действия. В Констанце мелкий жулик начпрод заработал на операции «Сок» четыре сотни баксов, приняв на борт явно просроченный яблочный и персиковый сок. Он надеялся, что в недрах трюма, в холодильниках, сок чудесным образом доживет до того момента, когда он исчезнет в недрах ненасытных курсантских желудков.

Но уже в Мраморном море начались проблемы с холодильной камерой, а через пять дней, когда «Надежда» покинула гостеприимный остров Лемнос, произошел первый взрыв. Взрыв был маленький, малюсенький, можно сказать, микроскопический, и его никто, конечно, не заметил, кроме буфетчицы, которой отпускал продукты Кругляк. Тетрапак с яблочным соком эффектно пукнул, будто нарочно дождавшись момента, когда она принимала по накладной продукты. Она и забила тут же тревогу, увидев необыкновенную пузатость соков. Начпрод забегал, заволновался: с соком надо было что-то срочно предпринимать.