Паруса «Надежды». Морской дневник сухопутного человека

Более-менее нормальные упаковки он велел немедленно раз дать команде и курсантам. Но тут случился второй конфуз: сок явно напоминал своим вкусом бражку. Дело дошло до капитана… В общем, после объяснительной и акта на списание надо было срочно избавиться от постоянно взрывающегося груза и пополнить запасы новым соком. Решили это дело исправить побыстрее. В порту ночью, при свете неяркой, кем-то запуганной луны, к правому борту, почти бесшумно вынырнув из мглы, прислонился пузатый, замызганный, плохо пахнущий баркас. Что на нем перевозили раньше, неизвестно, но сейчас он подвез четыре поддона с соком. Начпрод, выпучив глаза, шипел и суетился; заваренные в полиэтилен по шесть штук тетрапаки с арабскими вензелями исчезали в трюме с невиданной скоростью. Пять тщедушных, одетых в лохмотья арабов носились как угорелые; они выносили забродивший сок, который то и дело выпускал дух, разнося по палубе запашок молодой бражки, а обратно в чрево парусника заносили новую партию.

За ними следил высокий молодой человек в форме полицейского. Он немного говорил по-русски и, когда останавливал снующего то в трюм, то обратно начпрода, шептал ему:

— Всё дольжно бить хорошо, Вася. Правда, Вася!

Начпрод вытирал платком взмокшую шею, шипел ему в ответ:

— Быстрее надо, что они возятся…

После чего тот что-то быстро-быстро говорил по-арабски, не очень громко, но выразительно, несчастным грузчикам, которые испуганно оглядывались на него и ускоряли шаг.

В эту египетскую ночь произошло много интересного, что чуть не прошло мимо острого глаза журналюги Ильи. Он бесцельно болтался по верхней палубе и решил сделать пару кадров замученных арабов, таскающих в чрево парусника коробки с соком, на вспышки камеры последовал грозный окрик начпрода.

— Не сметь! Это не наши люди, их нельзя фотографировать. — Кругляк тяжело дышал и пытался изобразить улыбку. — Идите Ильюша, они это не любят. — Видно было, он еле-еле сдерживал себя.

Вот и настало такое время, когда события в романе, развиваются почти, не соприкасаясь с волей писателя…Опережая мои мысли…

Мчимся через Средиземное море в Порт-Саид. Должны эвакуировать Настю Соломко. Наконец-то чувствуется дыхание Сахары: больше тридцати трех градусов, и оттого, что нет совсем никакого движения воздуха, а солнце, презрев все законы астрономии, сидит с самого утра и до позднего вечера в зените, кажется, что градусник врет и убавил градусов десять от настоящего показателя. К часу ночи будем в Порт-Саиде.

Никогда не видел такого субтильного серпа луны, как в небе над Суэцким каналом, — будто тонким резцом Творца филигранно сделан изящный разрез на черном полотне вечернего небосклона.

Желтые пески, тянущиеся вдоль канала, уже погрузились во тьму; над ними серо-мышиная мгла, постепенно переходящая в размыто-акварельные краски персиковых оттенков, а выше висит нежный полумесяц. Фантастика!

Днем, при входе в канал, вместе с лоцманом подсели на корабль пять арабов, притащили на борт кучу коробок и устроили настоящий базар на верхней палубе. Просили какие-то нереальные деньги за свои сувениры: кожаные сумки с изображением пирамид, футболки, платки-арафатки, латунную и медную посуду. Тут же спали, подстелив картонку, играли в нарды. Говорят, что предлагали матросам «хаббли-баббли» из кальяна, но потом улыбались и заявляли, что пошутили.