Если добрый Петр Николаевич не почувствовал проклюнувшийся отросток на своих ветвистых рогах, то Илья, почему-то плохо спавший эту ночь в бурных водах Аденского залива, проснулся с чувством непонятной тревоги. Посетив гальюн, он мимоходом заглянул в зеркало, висевшее над умывальником, и, рассматривая свою заспанную физиономию, вдруг решил, что ужасно зарос и надо срочно подстричься.
Вечером следующего дня курсант, которому было не лень потренироваться в оболванивании ближнего, подстриг начинающего мореплавателя под ноль. Первый раз, начиная с шестилетнего возраста, Илья увидел свои чуть оттопыренные уши, и если бы история с рогами была не метафорическим обобщением измены, то он бы явно увидел молодые рожки, поставленные ему и нашему доблестному Петру Николаевичу.
Одно может порадовать в этой истории с рогами. Обычно рогоносцами объявлялись мужчины. Но если бы женщин природа одарила этим символом супружеской неверности, то соотношение было бы не в пользу женщин: целый лес рогов заполонил бы всё пространство. И свои рога женщины носили бы так же величаво, как они носят, например, бриллианты.
Илья почувствовал какое-то волнение, но списал это на погоду, на качку. Катерина к нему не являлась ни во снах, ни в мыслях. Он погрузился с головой во все свои новые заботы и треволнения, и всё, что осталось там, за бортом, его перестало тревожить. Ему даже стало казаться, что другой жизни у него и не было, а эта еще не начиналась… И это его забавляло.
Вечером он садился писать дневник, чтобы не упустить ничего — никакой мелочи, ни одного мгновения, ни одной прилетевшей мысли. Разглядывал отснятый материал. Ловил себя на мысли, что фотографий с Машей всё больше и больше, а других эпизодов из жизни парусника «Надежда» всё меньше и меньше. Правда, кадры, которые он снимал и отправлял в контору, во Владивосток, хвалили, и репортажи, почти без купюр, были размещены в Интернете, в дневнике похода ПУС «Надежда». Потом, скрипя зубами, он писал очередной отчет, нес на подпись капитану…
Путешествие превращалось в рутинную работу, надо было во что бы то ни стало написать что-то в контору. А что писать, когда ровно ничего не происходило? Ничего. Прав был старпом. Ну разве что волнение на море усилилось. Но какое же это событие? По его наблюдению, это ни прибавило, ни убавило настрой экипажа. Всё происходило в обычном режиме. До тех пор, пока парусник шел на фордевинд. Но чем дальше он уходил в зыбкую даль Аденского залива, тем чаще, при направлении ветра с бакштага, паруса ставили на галфвинд. «Надежда» всё больше и больше заваливалась то на один бок, то на другой. Пятиметровые волны заливали верхнюю палубу. Часть курсантов позеленела и отправилась знакомиться с унитазами.