Кларк и Агилар были заняты последним беглым осмотром резервуара, но теперь инспекция носила почти ритуальный, автоматический характер, так как и резервуар, и все оборудование уже несколько раз проверяли на протяжении дня.
Фотограф ходил вокруг и снимал.
Дон переводил взгляд с одного лица на другое – за ним тайком наблюдали, каждый пытался скрыть тревогу. «Все в порядке! – он подтолкнул Когсвелла локтем в бок. – Успокойтесь, доктор! В конце концов, это мне предстоит умереть, а не вам».
Когсвелл смущенно пробормотал: «Вы думаете, что успеете там материализоваться?»
«Сделаю все, что смогу».
Доктор Фоли прикоснулся к плечу Бервика: «Пойдем, Счастливчик! Пора погружаться».
Дон скинул халат. Под халатом была униформа советского полковника – чтобы он как можно точнее соответствовал своему архетипу в представлении коллективного подсознания. У него на шее висел фотоаппарат «Поляроид», в кобуре на бедре – военный автоматический пистолет 45-го калибра.
«Хорошенько запомните, как я выгляжу, – сказал Дон. – Помните Счастливчика Дона Бервика! Сосредоточьтесь на его образе! Особенно на Счастливчике!».
Фоли включил секундомер; Кларк и Агилар сделали Дону уколы в правое и левое бедра, а затем в правое и левое предплечья. Через минуту Фоли повернул переключатель; под резервуаром загудели двигатели. Стекло быстро покрылось изморосью, фигура Дона стала плохо различимой.
Через две минуты Кларк и Агилар ввели повторные инъекции, тогда как Фоли застегнул на кисти Дона мягкий ремешок и надел ему на шею металлическую кольцевую ленту. Индикаторы на панели указывали частоту пульса и температуру тела. Стрелка индикатора пульса дрогнула и стала опускаться: 60, 55, 50, 45; полминуты столбик индикатора температуры оставался у отметки 37, после чего тоже начал опускаться. Как только температура снизилась до 32 градусов, Фоли повернул еще один переключатель; двигатели под резервуаром взвыли.
Дон уже потерял сознание. Его пульс резко замедлялся: 20 – 15 – 10 – 5… Дрожащая стрелка индикатора остановилась на нуле. Температура тоже быстро снижалась: 27° – 21° – 15°. Наклонившись внутрь резервуара, доктора Кларк и Фоли стали сгибать и разгибать руки и ноги Бервика. Температура продолжала снижаться – до 10°, до 4° – в резервуаре уже было на самом деле холодно.
Доктор Агилар повернул ручку регулятора; воющее гудение двигателей понизилось. Теперь столбик индикатора температуры сокращался медленнее и остановился у отметки 1,1°.
Доктора Фоли и Агилар закрыли резервуар задвигающейся стеклянной крышкой; Кларк открыл клапан – послышался ритмичный шум насосов.
Доктор Когсвелл повернулся к наблюдателям: «В данный момент он мертв. Насосы откачивают воздух из легких, резервуар наполняется азотом».
Фоли продел руки в длинные резиновые перчатки, герметично вставленные в отверстия резервуара и позволявшие манипулировать предметами внутри. Он надел скобу на побледневшие виски подопытного и прижал контакты датчиков к нескольким местам на голове Дона, волосы которого были заранее коротко подстрижены. Агилар наблюдал за показаниями индикаторов и бормотал: «Нет – нет – нет… Нет – нет – ничего. Деятельность прекратилась». Когсвелл повернулся к свидетелем: «Да, он мертв».
Келсо спросил: «Можно ли сделать снимок внутренности резервуара?»
Доктор Когсвелл коротко кивнул.
Келсо подал знак фотографу.
Джина смотрела на Айвали Трембат: «Вы связались с Молли?»
Айвали покачала серебристой седой головой: «Нет… Здесь ничего не получится. Помехи. Слишком многое мешает…»
«Хотите перейти в другое помещение?» – спросил ее Раковский.
«Да, пожалуйста».
Раковский и Джина отвели ее в одну из спален второго этажа. Услышав неожиданный шум, Раковский выглянул в окно и прикоснулся к плечу Джины: «Вся улица забита машинами!»
Проезжую часть вплотную заполнили автомобили, похожие на стаю черных рыб с горящими глазами. Двигатели ревели, тормоза скрипели, процессия машин остановилась – из них стали вылезать, с трудом протискиваясь, мужчины и женщины с перекошенными лицами. На тротуаре собиралась толпа. Толпа начала распевать – сначала фальшиво и не в такт – какой-то гимн. Постепенно мелодия становилась знакомой.
«Узнаёте?» – прошептала Джина.
«Вперед, воины Христовы!» – отозвался Раковский.
Джина содрогнулась: «Как это странно звучит – как музыка будущего… Что они здесь делают? Почему они устроили сборище именно здесь?»
«Это демонстрация», – сказал Раковский.
«Это нападение», – отозвалась Айвали Трембат.
Голоса в ночи становились громче, лица поднялись – бледные, как полости раковин. К двери направилась высокая фигура – более крупная, более решительная, чем силуэты в безликой толпе.
Раковский пробормотал: «Я позвоню в полицию».
Хью постучал в дверь острыми костяшками: «Открывайте! Открывайте, во имя Господа Всевышнего! Откройте эту проклятую дверь!»