Парусник № 25 и другие рассказы

Я сделал несколько фотографий. Исключительно из любопытства, свойственного любому исследователю. Я обратился к твоей матери с просьбой о финансировании. Но она ничего мне не платит. Я не богат. Я встретился с Виктором, мы выпили виски, – Кребиус прищурился. – Я показал ему фотографии. Он хотел провести эксперимент. Я не увидел в этом никакого вреда. Его затея могла принести доход, и не только Виктору, но и мне, и тебе, Кэрол! Прежде всего тебе. Поэтому я согласился – с тем условием, что лечение продолжится. Никаких компромиссов в том, что касается лечения!»

«Но вы фактически не знаете, чем занимается Виктор?»

«Нет. Я считал, что в этом нет необходимости».

«Он не лечит Кэрол».

Кребиус молчал.

«Он не хочет, чтобы Кэрол прозрела, – продолжал Эйкен. – Для Виктора Кэрол – золотая жила».

«Да-да. Теперь я понимаю…»

«Кроме того, Кэрол предоставила ему возможность вас шантажировать, – Эйкен повернулся к девушке. – Виктор спрашивал у тебя что-нибудь про доктора Кребиуса?»

Лицо Кэрол порозовело от смущения: «Он задавал ужасные вопросы. И я не могла не думать о том, о чем он спрашивал».

«У Кэрол живое зрительное воображение, – скорбно заметил Кребиус. – Она в этом не виновата. Но эти снимки…»

«Их не примут к рассмотрению ни в каком суде».

«Да, но моя репутация!»

Эйкен промолчал.

Кребиус бормотал: «Я свалял дурака, я последний идиот! Как я могу искупить свою ошибку?» Он поднялся и сделал неуклюжий шаг к девушке: «Дорогая моя! – запинаясь, проговорил он. – Я тебя вылечу. Ты снова будешь видеть. У тебя здоровая сетчатка и здоровые оптические нервы. Стимуляция! Мы заставим тебя видеть!» И он униженно прибавил: «Если ты меня простишь».

Кэрол приглушенно произнесла нечто неразборчивое. Ее лицо сморщилось, напряглось. Казалось, она готова была упасть в обморок.

Эйкен сказал: «Я хотел бы, чтобы она проконсультировалась с кем-нибудь еще. С доктором Барнеттом, например».

«Нет! – отмахнулся Кребиус. – Я забыл об устройстве глаз больше, чем помнит любой врач в Калифорнии».

«Но что вы знаете об устройстве мозга?»

Кребиус ответил не сразу: «Нынче все одержимы психологией. Все верят в психологию, психология творит чудеса. А старую добрую хирургию выбросили на помойку».

«Но вы, конечно же, слышали об истерической слепоте», – возразил Эйкен.

«Я не истеричка, – еле слышно проговорила Кэрол. – Я просто сошла с ума».

«На войне, на фронте, – продолжал Эйкен, – когда происходит что-нибудь ужасное, люди иногда теряют способность ходить, слышать или видеть. Мне приходилось наблюдать такие случаи».

«Мне это известно, – отозвался Кребиус. – В Лейпциге я лечил нескольких таких пациентов. Что ж, можно попробовать». Он глубоко вздохнул и взял девушку за руки: «Дорогая моя, ты согласна подвергнуться эксперименту? Он может оказаться неприятным».

«Зачем?» – тихо спросила Кэрол.

«Чтобы помочь тебе видеть!»

«Что вы со мной сделаете?»

«Прежде всего нужно будет сделать небольшой укол, чтобы твой мозг успокоился. Чтобы тебе было легче говорить».

«Но я не хочу говорить», – строптиво отозвалась она.

«Даже если это поможет тебе видеть?»

Сначала казалось, что Кэрол откажется, но она сдержалась и сказала: «Хорошо. Если вы считаете, что это мне поможет».

«Привет!» – в дверном проеме стоял Виктор Мартинон; он быстро переводил взгляд с Кребиуса на Эйкена и на Кэрол. Его глаза остановились на Эйкене: «Ты все еще здесь? Надо полагать, у тебя хорошо идут дела, если ты позволяешь себе терять столько времени. Пойдем, Кэрол! Пора приступить к упражнениям».

«Не сегодня, Виктор», – вмешался Кребиус.

Красивые брови Мартинона взметнулись: «Почему нет?»

«Сегодня мы попробуем кое-что другое», – пояснил врач.

«Даже так?» – судя по всему, Мартинон слегка удивился.

«Пойдем, Кэрол, – сказал Кребиус. – К „Оптикону“. Попробуем сфотографировать дьявола, мешающего твоему мозгу работать нормально».

Напряженно выпрямившись, девушка вышла в коридор. Эйкен последовал за ней. В коридоре Мартинон повернулся к нему: «Прошу прощения, Эйкен, но я не думаю, что доктор Кребиус разрешает посторонним наблюдать за лечением. Не так ли, доктор?»

Кребиус натянуто ответил: «Если ему так хочется, Эйкен может присутствовать».

Мартинон пожал плечами: «Как вам угодно. Не мне придется отвечать перед матерью Кэрол за последствия».

Кэрол спросила: «С каких пор мама стала обо мне беспокоиться? Она на меня плевать хотела!»

«Она к тебе очень привязана, Кэрол, – терпеливо возразил Мартинон. – Но в последнее время она болеет».

Лицо девушки осунулось: «Скорее всего, у нее похмелье после очередного запоя».

Эйкен вмешался, как бы невзначай: «Не знал, что ты все еще в близких отношениях с Марией Леоне».

«Мы давно знакомы, – с достоинством отозвался Мартинон. – Именно я предоставил ей последнюю роль – в комедии „Они не знали, что к чему“».

Кребиус распахнул дверь лаборатории. Кэрол зашла внутрь, сразу приблизилась к массивному черному офтальмологическому креслу и села. Кребиус открыл запертый на замок шкаф и выкатил тяжелое устройство с длинным бинокуляром. «Один момент!» – сказал Кребиус и вышел из помещения.