Парусник № 25 и другие рассказы

Эйкену показалось? Или он действительно заметил в темноте искру в глазах девушки? Кэрол обмякла и неподвижно лежала в кресле.

Кребиус поднялся на наги, тяжело вздохнул. «Вот как! – пробормотал он. – Ужасно. И все это время она помнила об этом, носила это в своей несчастной голове – ее отца убили у нее на глазах!»

«И она ослепла, чтобы больше не смотреть матери в лицо», – прибавил Эйкен.

Мартинон возразил: «Вам не кажется, что вы спешите с выводами? Может быть, ее ослепила молния. Может быть, она никогда не прозреет».

«Это мы скоро узнáем», – откликнулся Эйкен. Он приложил ладонь к горячему, вспотевшему лбу девушки; ее волосы прилипали к его пальцам.

Кребиус включил потолочные лампы, но не на полную мощность.

Мартинон встал и приблизился к «Оптикону»: «Так или иначе, это был любопытный эксперимент. Я проявлю пленку – любопытно будет взглянуть, чтó на ней».

«Ни в коем случае! – выпалил Эйкен. – Не трогай пленку!»

«Почему же? – возмутился Мартинон. – Я заправляю пленку в этот аппарат. Это мои фильмы!»

«Это улика, – ответил Эйкен. – Бэннистер не покончил с собой. Ты слышал, чтó сказала Кэрол. Его убили. Лицо убийцы – на этой пленке».

«Да, – согласился Кребиус. – Лучше всего оставить фильм у меня на хранении».

«Не хотел бы настаивать, – сказал Мартинон, – но эти фильмы принадлежат мне. Вы сможете их просмотреть в любое время, когда они будут проявлены». Он наклонился над «Оптиконом», собираясь вынуть из него бобину.

Эйкен приблизился к нему: «Я тоже не хотел бы настаивать, Мартинон. Но мне придется забрать эту пленку. Я должен знать, кто был любовником Марии».

«Держись от меня подальше», – спокойно произнес Мартинон.

Эйкен оттолкнул его от «Оптикона». Мартинон успел схватить бобину с пленкой, но выронил ее – бобина покатилась по полу, пленка стала разматываться беспорядочной спиралью.

«Теперь ты никогда не увидишь лицо этого человека!» – воскликнул Мартинон.

Эйкен больше не мог выносить самоуверенную, самодовольную ухмылку на лице Мартинона. Он размахнулся, чтобы съездить кулаком по его красивым серым усам. Но Мартинон ловко парировал удар и ответил таким же выпадом – Эйкен растянулся на полу среди витков размотанной пленки.

«Господа, господа! – закричал Кребиус. – Ведите себя, как воспитанные люди!»

Эйкен поднялся на колени, пригнулся и боднул Мартинона головой в живот – тот пошатнулся, сделал пару шагов назад и уперся в стену, раскинув руки, чтобы удержаться на ногах. В то же мгновение глаза Кэрол открылись – Виктор стоял прямо напротив нее.

Глядя Мартинону в лицо, девушка издала хриплый, прерывистый вопль ужаса. Она пыталась вырваться из кресла, но резиновые прокладки удерживали ее голову. Она указывала пальцем на Мартинона: «Я тебя узнала! Мне знакомо твое лицо! Ты застрелил моего отца!»

«Что ж! – сказал Мартинон. – Пренеприятнейшая ситуация. С этим придется что-то делать». Он вынул из кармана складной нож, встряхнул его – выскочило лезвие. Убийца шагнул к девушке.

«Мартинон! – закричал Эйкен. – Ты спятил!» Он с силой толкнул «Оптикон» – тяжелый аппарат на колесиках столкнулся с Мартиноном, повалил его и опрокинулся на него. Эйкен наступил на кисть убийцы; нож со звоном упал на пол. Эйкен схватил Мартинона за узел галстука, повернул его, надавил костяшками пальцев на яремную вену и стал колотить противника головой по полу.

Мартинон потерял сознание. Эйкен отпустил его и выпрямился: «Позовите полицию». Мартинон перевернулся набок, застонал и продолжал лежать неподвижно.

Кребиус выбежал в коридор. Эйкен обернулся к Кэрол. Та сидела в кресле с широко открытыми глазами, сгорбившись и обхватив руками колени подобранных под себя ног.

Эйкен сказал: «Привет, Кэрол! Теперь ты можешь видеть, не так ли?»

«Да. Я вижу».

«Ты меня узнаёшь?»

«Да, вы – Джеймс Эйкен».

«Нам тут пришлось немного набедокурить».

«А это кто? – прошептала девушка, глядя на человека, лежащего на полу. – Это Виктор?»

«Да».

«И все это время он снимал со мной свои фильмы… – она зажмурилась. – Я устала, хочу спать…»

«Подожди немного, не засыпай».

«Ладно…»

Послышалась сирена патрульной машины, подъехавшей к клинике. Минуту спустя Мартинона увели.

Кэрол прихлебывала крепкий черный кофе в кабинете Кребиуса: «Теперь я не хочу спать. Боюсь, что опять проснусь слепой».

«Нет, – покачал головой Эйкен, – такого больше не будет. Заклинание рассеялось. Василиса снова свободна».

«Чудеса!» – сказала Кэрол, подняла к нему глаза и улыбнулась. Да, отныне она была настоящей Василисой – веселой, умной, дерзкой – такой, какой должна была быть очарованная принцесса. Девушка взяла его за руку.

«Чудеса, – повторил Эйкен. – Чудеса!»

ГОНЧАРЫ ФИРСКА

На столе Фомма стояла желтая чаша высотой сантиметров тридцать; она расширялась от основания, сантиметров двадцать в поперечнике, до ободка с диаметром, равным ее высоте. Ее профиль изгибался простой, ровной и отчетливой кривой, вызывавшей ощущение завершенности. Тонкостенная чаша, однако, не казалась хрупкой. В целом она производила впечатление звонкой сводчатой солидности.