Паша+Маша=?

Маша на негнущихся ногах прошла в душ и встала под холодную воду. Ну уж нет, Пашенька, ты мне всё объяснишь сейчас. Никаких командировок и недель. Она переоделась, села в машину и отправилась в офис. Его там не было. Оказывается, он взял отпуск. Секретарша довела до её сведения, удивлённая до самой глубины души, что они, Маша и Паша, сегодня улетают в Таиланд, в час по полудню. Так, в аэропорт. Она быстро нашла стойку с нужным рейсом, вот-вот должна была начаться регистрация. И Маша увидела… её мужа, за которым, очень интимненько прижимаясь грудью, шла пухленькая женщина лет тридцати пяти, плюс-минус пять. Хорошенькая, тёмноволосая, в солнечных очках и с ярко накрашенными губами. И попа, шире колеса. А Машка держала себя в руках, боялась съесть что-то лишнее, лишь бы не растолстеть. А её мужу, оказывается, нравятся такие, надо же. Она храбро пошла им навстречу. Он, конечно, не ожидал. Думал, его жена лежит в обмороке, вокруг врачи и капельницы и что там ещё… Фиг тебе, Пашенька. Ей очень хотелось смеяться, да просто ржать до упаду. Вот это сюрприз! Губы сами собой растянулись от уха до уха.

– Павел Александрович! Какой сюрприз! Можно вас? Извините, мадемуазель, буквально на минутку. – Хохотнула Машка.

– Зачем ты здесь, Маша? Не позорься, прошу тебя. Вернусь, поговорим.

– Нет, поговорим сейчас. У тебя полно времени, успеете, голубки.

Его передёрнуло, рот скривился. Он взял за руку свою спутницу и отвёл её к диванчику. Машка поняла, что женщина беременна. На маленьком сроке.

– На таком сроке летать опасно. Ты, разве, не знаешь? – съязвила она.

– Знаю. Это её решение. Беременных нельзя обижать.

– А не беременных, вернее, уже не беременеющих, можно?

– Маша, прошу тебя, не здесь и не сейчас. Я при…

– Не надо мне ставить условия. Тем более, что у меня только один вопрос. Ты любишь её?

В глазах побитой собаки, соучредителя громадной фирмы Павла Александровича, отразилась нечеловеческая мука.

– Я не знаю…

– Ну ты же не вчера взял на себя роль будущего молодого папаши? Что значит, не знаю? Надо отвечать, да или нет.

– Пашенька, ты скоро? – Пропела новая спутница машкиного мужа. – Мне не очень хорошо, надо на воздух.

– Сдаётся мне, Павел Александрович, вы сами себе не рады. Утомила вас большая семья, новых ощущений захотелось, а совесть деть некуда. Да? Ничего, прополощете в тёплом море, промоете мозги, глядишь, и полегчает. Главное, не перегрейтесь, а то пойдёт обратная реакция, совсем совесть потеряете. Хотя, это проще. – Маша выдохнула, чтобы не наговорить лишнего, похабного. – Не любишь ты её, Пашка! Не любишь. Но это уже ничего не меняет.

Она резко повернулась и пошла, задрав нос. Каблучки стучали, отбивая частый ритм её сердца, душа запряталась в самый дальний угол, ни слёз, ни рыданий. Чай, не девочка… А что, мальчик?

В этот день она особенно плодотворно поработала, нагрузила своих работниц новыми идеями, привезла всяких-разных материалов и фурнитуры. Ночевала в своём кабинетике, почти до утра выстраивая новые выкройки и схемы. Домой нельзя, пока он пустой. Да и работа не даёт умереть…

Вечером все собрались. Узнали, что папа уехал, очень удивились. Но мама Маша играла изумительно, высший пилотаж, народные артисты отдыхают. Через неделю Евдокимовы уехали, Данька перебрался опять на квартиру, дети готовились в школу и всё время спрашивали, когда приедет папа, и почему он не звонит. Он им был нужен по их, секретным, делам. Господи, что будет? Все ночи, лёжа в пустой кровати, Маша задавала себе этот вопрос. И ревела, тихо, в подушку. И замечала, что с каждым днём силы оставляют её всё больше и больше. Давление зашкаливает, сердце аритмично выпрыгивает, голова плывёт. Надо что-то делать, пока её не расшибло. Поговорив с Кристиной, она решила лечь на обследование. Да и встречаться с этим прилетевшим ей совсем не хотелось. Пока её нет, он поможет детям подготовиться к первому сентября. Если, конечно, захочет. А там видно будет…