Паштет

— И все же, мой упрямый друг — нет. Они по породе — русские, по языку — тоже, только живут в тех местах, где разумный человек не поселиться, слишком опасно. Потому публика эта ветреная, непостоянная и легкомысленная, хотя и храбрая тоже отчаянно. И у московитов даже такое есть выражение 'засланный казачок' — то есть лазутчик из казаков от поляков или татар или еще кого. Татаровы без поддержки кого из казаков не суются, проводники нужны. И броды каждый год меняют место и через Большую Засеку пробраться надо в том месте, где войск нет. Так что всегда изменники есть. Да и не только казаки, слыхал, что и родовитые московиты не гнушаются при случае татаровам помогать.

— Этим-то чего не хватает? — ляпнул Паштет. Тут же сам подумал, что свалял дурака в очередной раз, потому как там, откуда он прибыл, не на Шпицбергене, а в реале было полно примеров совершенно долбанутых придурков, которые набивали свои дворцы мешками и чемоданами денег. Не представляли — куда потратить, но хапали и хапали. Золотые унитазы, епта! Не меняются люди, хоть в пороках — а соответствуют.

— Нет ли у тебя в карманах драгоценных камней? Которые — осколки звезд? Ты, Пауль, как с неба упал! — вытаращился изумленно Хассе, а его малоразговорчивый приятель ехиднейшим образом ухмыльнулся.

— Так ведь у них есть и власть и богатство и влияние! Татары ведь больше не дадут!

— Царь больше не даст! У себя во владениях магнат — сам царь и бог! И ему очень неприятно, когда над ним кто-то есть еще. Он по родовитости вполне может быть не хуже царя или короля, да и по богатству тоже. И подчиняться ему — нож острый в сердце. А приходится. Иначе царь отнять может владение. Смени владыку на татарского хана или турецкого султана — так, глядишь, еще и выгоднее с первого взгляда получится. И владыка далеко и за такую заслугу может дать чего. Дурачье! — совсем неожиданно закончил канонир.

— Ты меня все время с толку сбиваешь — признался Паша.

— Что царь, что султан — все любят подчинение и не любят вздорных и строптивых подданных. И к предателям везде с опаской относятся, слыхал, что когда турки взяли давным — давно Константинополь — им помогал в этом доверенный человек, предавший своего цезаря. А он в немалых чинах был! Так султан ему дал за это мешок золота. А потом зажарил в медном быке, прямо с золотом. И сказал — зачем мне такой слуга, который своего господина предает?

— Медный бык? — уточнил 'Два слова'.

— Да, это такая металлическая статуя, вроде 'Железной девы', только медная и без шипов внутри. И по виду не дева в платье, а бык…

— Без платья — понимающе кивнул головой Шелленберг.

— И ее не свинчивают медленно, а просто разводят костер под брюхом быка. Тот, кого внутри там жарят — орет во всю мочь, а глотка у быка сделана как боевой медный рог. Так что кажется, будто сам бык ревет — пояснил Хассе.

— Толково! — признал со знанием дела Шелленберг. Идея ему явно понравилась.

— Погоди, султан же дал золото? При чем тут слуга? — ляпнул Паштет и понял, что зря он это сказал. Оба собеседника, если только молчуна Шелленберга можно было признать таковым, удивленно вытаращились на своего камарада.

— Все, кто находятся на земле султана — все его слуги. Это у нас бывает, что магнат в своей вотчине выше короля или вот у русских тоже так — герцог только может у себя командовать, а царь этому герцогу — их у русских называют князьями, может повелеть, но тот может и не подчиниться, а слугам герцога царь ничего велеть не может — только через их господина. Даже последнему крестьянину! А ты говоришь!

В памяти Паштета ворохнулось что-то этакое, полузнакомое и непонятное из школьного курса истории. И он это сразу озвучил.

— Это когда 'вассал моего вассала — не мой вассал?' А у султана, значит, наоборот, 'вассал моего вассала — мой вассал?'

— Ну вот, ты же сам это знаешь, а придуриваешься! — огорчился канонир.

— Я не нарочно, просто мало знаю про царя и султана.

— А, я то подумал, что ты нарочно прикидываешься болваном!

— Нет, зачем мне тебя бесить? Мне интересно, тем более — ты знаешь много такого, о чем я и не слыхал.

Сказанное явно польстило немцу и он приосанился. Очевидно, ему нравилось, что нашел благодарного слушателя и есть чем покрасоваться, тем более, что размеренно ехать верхом по дороге было скучновато. Маленькая человеческая слабость, которая сейчас была очень и очень полезна попаданцу, тот, в отличие от книжных суперменов наглядно убеждался, что прошлое — совершенно иной мир, в котором комфортно себя чувствуют те, кто по времени там живет. А вписаться постороннему — крайне сложно. Из будущего казалось, что тут живут простодушные недотепы и балбесы, которые разинув рот будут с восторгом внимать каждому слову гостя из будущего. Но на деле получалось, что все куда как не просто. И оставалось только радоваться, что худо — бедно вписался в этот сбродный отряд. Безусловное везение.

Молчать не стоило, надо было получать информацию, пока можно.

— А война сейчас с орденом за выход к морю? — спросил Паштет, отворачивая поводьями башку коня от особо пышной травы на обочине.