Паштет

Бежать — некуда. Паниковать — это бесплатно подарить себя этой сволочи. Оружие удобно и привычно лежало в задрожавших было руках. Толпа татар словно зерг рашем валила через стену. Отперли массой защитников к телегам. Сейчас скопят силенок побольше — и просто живым мясом продавят дорогу. Стрела больно кольнула в грудь, наклонил башку по-бычьи — звонкий рикошет в шлем, так брякнуло, что аж присел. Словно холодной водой живительно в лицо плеснули — поменялась точка зрения и — понял, понял, что делать! И вспухшее радостное бешенство загнало испуг куда-то далеко — в пятки, только б успеть на перезарядках!

Шлемы не закрывают лиц! Он увидел злющие хари, открытые боевым кличем рты — слоем, уровнем! И напротив глаз — отверстия даже в закрытых шлемах. Когда присел — оказалось, что головы на директрисе стрельбы получаются по пять — шесть штук разом, учитывая разлет картечи. Перед глазами тут же застроились геометрические треугольники, главное зацепить побольше на каждый картечный конус. Вправо залпом, дуплетом. За дымом не видать, не до того, в казенник вваливаются теплые патроны. А теперь с поворота — влево, черт, плохо вышло — весь заряд принял в себя старый вояка с вислыми седыми усами из-под кольчужного обвеса шлема. Только брызнуло алым в воздух! Татарин так свалился вертикально вниз, словно его за ноги под землю утянули.

Паштет, как писающая у ночного клуба девушка, крабиком, враскоряку сместился вбок до края телеги, рявкнув на замешкавшегося Нежило. Один патрон тяжелее другого — пулевой подвернулся. Картечным бахнул вбок, тут почти перед физиономией блесканула близким промахом сталь — а перед Паштетом — защитников продавили! Гриммельсбахер и пара стрельцов, причем один на глазах сгорбился и из потного сукна на спине странно вылезло что-то длинное и красное, тоже совсем чуть не дотянувшееся до Паши.

И не сразу понял — пробили мужика навылет не то саблей не то коротким копьем. Потом уже сообразил, после того, как чисто на рефлексах почти в упор влепил пулю в самого ближнего к нему врага, мимолетно удивившись тому, как медлительно взбухла голова воина, распалась не спеша рваными лоскутами, словно лопнула надувная резиновая маска, и как цвиркнула в стороны длинными струйками карминной крови. Соседи убитого, отшатнулись в сторону, хотя явно матерые волчары, не впервой им кровь видеть, но такое явно их потрясло. Безголовый труп почему-то еще стоял, сильно раскачиваясь, давал секунды на отступление.

Шарахнулся в сторону, наступив на Нежило, сам неловко сел на задницу, ужасаясь тому, что сейчас возьмутся за него. Патрон уронил, потерял время на перезарядку, и тут его за шкирку, как кота, сдернули с телеги, отчего рот раскрылся в изумлении — дернули — то неожиданно мощно. Нежило куда-то пропал, потому неловко перехватил гильзы горячие сам, пхнул не глядя в суму, доставать новый патрон вместо утерянного не было времени, врезал в тех, кто следом за кубарем перекатившимися через телегу защитниками, полез в атаку из одного ствола. Отпрянули!

Радостная мордашка слуги зубы скалит — протягивает лапка детская утерянный патрон. Идиот малолетний, всерьез слова хозяина воспринял и боится его гнева больше, чем татарских сабель. Когда только успел?

Вроде Хассе что-то орет? Не понятно только — что. Руки сами работают, голову довернул, отчего уставшая шея заныла пуще — неожиданно понял — тычет рукой старший канонир и на указуемом направлении — роскошный персонаж через щит перебрался, чуть не под белы руки вознесли, глаза режет тысячью золотых бликов, все сверкает на этом сукином сыне. Чин! И немалый чин. Золоченый мерзавец величаво простер руку, его холуи дружно взвыли какую-то фразу, причем Паштет не понял опять — с чего это слева он отлично каждый слог слышит, а справа — какой-то шум неразборчивый.

Шесть патронов сжег, лупя по главарю, даже сквозь дымину пороховую видя золотой блеск и ориентируясь на него. Картечь косила слуг, прикрывавших собой господина, но чертов идол стоял недвижно, а потом вдруг свалился, как — непонятно, не увидел того стрелок, судорожно и поспешно заряжая раскаленную двустволку. Просто вскинул оружие в очередной раз — а цель не блестит.

Как потяжелело ружье! Словно не легонькая охотничья вещица, а противотанковая старая дурында. Словно мушкет длинноствольный. Сил нет совсем, коленки подгибаются.

Увидел, что татары возятся чего-то у щита, спины подставили, а на спинах и брони нет! А получите — распишитесь, чтоб они там не копошились — а явно во вред что делают!

Со свой стороны рев — стрельцы валом через телеги к щитам ломанулись, в кровище все, сабли и топоры уже сталью не сверкают, красно-лаковое оружие уже, напилось кровушки. А татары что-то сдулись. Откатываются, ей-ей — откатываются. Рука нашарила последние пару цилиндриков в пустой суме… легкие какие-то. Механически сунул в дымящиеся казенники, взвел автоматически курки — две осечки. Не понял, тупо посмотрел… Опять не понял, потом — дошло с некоторым скрипом, что пустые гильзы запихнул. почему пустые, он же все снарядил…