Да к тому же — все же в московском войске было около 20 тысяч бойцов. Причем укрытых за массивными и толково сделанными стенами гуляй-города. Татары и ногаи вынуждены были рубить стенки саблями и топориками, даже зубами грызли в боевой ярости, но это ничего не дало. И, наконец, огненный бой отгонял татарских лучников и не давал им беспрепятственно и методично расстреливать русский лагерь, а наличие собственных лучников, способных потягаться с татарами в лучной стрельбе, пустило дополнительную кровь атакующим.
То, что враг с утра не атаковал — и радовало и нервировало. Почему — Паштет сам не мог понять. Заряжал поспешно, но руки были непослушными, тряслись, как у похмельного, это мешало. Собрал 27 патронов, осталось 4 капсюля. Некоторое время тупо думал, куда делись недостающие гильзы. Потом что-то такое забрезжило, после того, как трижды прошарил в пустой сумке. Подтянул к себе тулячку — и вот тут накрыло паническим испугом. Сломалась двустволка! Не переломить! Клина дала! Не раскрывается! И судя по тому, как засуетились сидевшие рядом — и их перепугал, хотя уж на что — орлы!
Кряхтя, бойко, как дряхлый столетний старец, поднялся на ноги, показалось, что суставы заскрипели, взялся переламывать ружье при помощи телеги. Сотник подскочил и ревнивый Хассе. Втроем со скрежетом справились. Две грязнючие гильзы нехотя высунулись из казенников. Да, тут чистить придется, хорошо Хорь не видит этого безобразия. Сообразил, что сейчас поутру едва открыл ружье с гильзами в стволе потому как без адреналина да подзакисший нагар — и первое впечатление что "паламалась!!!" Глянул в стволы на солнышко. Чернота! Мдя, печные трубы в глухой деревне чище! Очень не хотелось возиться, но понял — рванет из-за грязищи стволы, тем паче — пули самокатанные, не шибко калиброванные, сковородные. Опять же под внимательными взглядами нагрубо прошел медным ершом и ветошью. И так был грязен, а тут совсем как трубочист стал, только цилиндра и не хватает. Перемазался в саже, зачучундрился. А, черт с ним. Тут все такие. Но непонятно было — куда еще одна гильза делась. Вернется Нежило — оторвать ему ухи! Пару оставшихся капсюлей замотал в чистую тряпочку, спрятал в нагрудный карман.
Все, теперь готов, не так страшно. Солнце уже высоко поднялось — а татары никак себя не проявили. И у реки пальба стихла.
Ружье привел к нормальному состоянию, содрав слои сажи. Щелкало, складываясь и раскрываясь. немного стало полегче. Зарядил — и умиротворился.
А потом пришли уставшие и мокрые посланцы — те, которые ходили за водой. На канониров пришлось чуть больше половины деревянного ведерка. Вроде пустяк — чуть больше стакана на нос, а выпив мутноватую и уже теплую водичку Паштет словно ожил.
И остальные тоже. А Гриммельсбахер, который был мокрым с головы до пят и, упав во время драки в реку, напился от души, тут же вьюном ускользнул за щиты. Вернувшись оттуда торжественно вручил попаданцу грязную тряпку, в которой было с килограмм сильно окровавленного жира ломтями.
— Это — что? — спросил Паштет, адски боясь, что если угадал ответ, то драгоценную воду желудок не удержит.
— Ты же лекарь. Это человеческий жир, я же говорил, что им надо смазывать повязки, чтобы раны заживали быстро.
— Ты — дурак! — сурово заявил игроку "Два слова".
— Это еще почему? — взъерепенился мокрый проходимец.
— Свинец — яд!
— Дело говорит! Сало помогает в перевязках, но только сало убитых на виселице — и изредка — после белого оружия, это-то уж ты должен знать. И обязательно после того, как отходную прочтет. Мне эти тонкости наш священник пояснял. А эти все прострелены были ядовитым металлом. К тому же — язычники. Выкинь эту дрянь, мне, как в Бога верующему, такой поганью мазаться нельзя. И тебе не советую! — весьма сурово заявил старший канонир.
— Так что, не будешь брать? Найти приличное сало среди этой тощей голытьбы было непросто, между прочим. — спросил лекаря игрок и, после отрицательного мотания головой, пожал плечами и выкинул сверток за щиты. Московиты на это все посмотрели круглыми глазами, а сотник что-то негромко пояснил, после чего все они закрестились. Дикие люди, чуждые прогрессивной европейской науке.
— Ты бы лучше, садовая голова, что полезное притащил. Дроб уже кончился, вчера последним бабахнули и картечи на несколько выстрелов осталось. А стрелять еще придется, я это чую сердцем — укоризненно сказал Хассе своему непутевому подчиненному.
— Понял, господин старший канонир. Эй, "Два слова" — полезли, пока тихо? Монетами, кстати, лучше всего стрелять вместо картечи. Доказано не единожды. Одним залпом разваливает даже довольно дисциплинированное войско, особенно если монет много и они золотые! — заявил прохвост, с которого все попреки, как с гуся вода.