Паштет

Шелленберг кивнул, оставил шпагу и перевязь, сбросил сумки и налегке последовал за приятелем. Впрочем ножик, оставшийся на поясе — был таким здоровенным. что всяко язык не поворачивался назвать молчуна безоружным. А Хассе свистнул соседям — мушкетерам и расчету орудия слева и отправился к московитам. После чего и от стрельцов несколько человек отправились за щиты.

Паштета не дергали. Так сидеть, сложа руки, тем более на фоне вялой возни всех вокруг, что, если учесть общую вымотанность и обезвоженность было бурной деятельностью, только на замедленной подаче, становилось неловко. Соседи - стрельцы засуетились - приехал какой - то важный чин с небольшой свитой. Вроде видел его раньше. Седобородый, невысокий, крепкий, подвижный. Осматривал те щиты, рядом с которыми возились вчера татары. Начальство стрелецкое - сотник его короткие приказы слушал с максимальным почтением.

На всякий случай перебрался за телеги, помня, что не стоит попадаться на глаза начальству. И вырубился, внезапно задремав в теньке.

Очухался, когда рядом загремели чем-то. Вернулись из-за щитов с собранным урожаем, таща все, что могло пригодиться. И стрельцы тоже притянули охапки всякого хлама, в основном - металлического. Сейчас все это ломали и гнули, чтоб могло залезть в жерло орудия. Ломаные лезвия ножей и сабель, наконечники копий, кучу ломанных стрел, от которых сейчас отсекали острые разнообразные острия, пластинки панцирей, какие-то непонятные куски - в основном железо и медь, причем железо рыхлое, ноздреватое, темно-серое.

- Придется дорогие ядра завтра пользовать, думал поберечь - грустно сказал Хассе.

- Это ты о чем? - не понял Паштет.

- Те, что мы пускали - из дешевого железа тесаные. А есть получше - литые из свинца с железными кусками внутри. Те - дороже, свинец ценен. Надеялся их оставить на потом, а наделать из них пуль. Прямая выгода была бы. А не выйдет - пояснил печально старший канонир, Паштет только диву дался, как в такой обстановке расчетливая немецкая душа считает грошики. Живым бы остаться. Но у европейца видишь как рационально.

Набранное для эрзац-картечи укладывали аккуратными кучками. На один заряд подбирая хлам. Кто-то заслонил собой солнце. Поднял глаза - сотник стоит. Что - то уважительно попросил, но из витиеватой речи понял только попаданец, что обращаются к нему как лекарю. Раз так, то в общем ясно - помощи медицинской просят. Только понятно плохо, во время боя и накоротке говорил этот московит куда проще и понятнее потому, а тут словесы заплел - не расплетешь. Ну да, слыхал как-то, что в старой Руси для высокого общения - высоким штилем изъяснялись, а так и попроще язык был.

Переспросил на всякий случай - что, лечение нужно, помощь?

Сотник кивнул, показал рукой на немецких раненых, лежащих под телегами. Что -то сказал про антонов огонь. И показал на своих.

Очень не хотелось идти, но заставил себя, молвил старшему канониру, что пойдет московитов лечить. Хассе это воспринял без восторга, но кивнул, а "Два слова" добавил в спину:

- Не продешеви!

Некоторое время было трудно - пришлось перестроиться с немецкого на русский, да еще попросить трижды, чтоб говорили проще. Сотник определенно встал в тупик, потому как явно полагал, что с лекарем говорить надо как подобает чину и рангу, а тут не пойми как себя вести. Потому как с одной стороны - лекарь, лицо уважаемое, с другой - простой немецкий наемник, то есть стрелец обычный, с третьей - все же пушкарь и пойди пойми, что это за зверь и как себя с ним держать.

Помня из всяких семинаров по общению, что надо "сломать лед", Паштет попросил показать пациентов, заранее холодея спиной и внутренностями. Раны он уже повидал за это время и потому даже теоретически не представлял себе - что делать -то? Ну не залечишь таблетками рваные, резаные, рубленые и колотые дырищи в человеческих телах.

А шить нельзя - грязные раны, хуже будет, загноятся. Да еще и голова туго соображает после всех этих развлечений. Судорожно попытался вспомнить, что ему внушал в кратком однодневном курсе экстремальной медицины военного времени старичок - врач. Вылезло совершенно ненужное - надо руки мыть, а то худо пациенту будет. Но насчет гигиены тут сейчас в этом месте было совсем убого.

Перелез через телегу, поставленную вместе с другими так, чтобы делить пространство за щитами на неровные прямоугольники, оказался в стрелецком секторе.

Беспокоило то, что начнет тут возиться - а татары и попрут. Спросил у сотника, когда вражины полезут. Тот понял со второго раза. Уверенно ответил, что - не сегодня. Да и слышно станет, когда начнут собираться - без дудок, труб и барабанов не принято атаковать, а - тихо все. Воевода татарский - в полоне, ведет себя дерзко, начальству московскому грубит, но своими командовать не может. Без головы войско, а оно и так сбродное. Хан крымский не командует племенами - невместно, меньшой начальник на то есть - а он у русских, значит другие, что еще меньшие - друг с другом спорят, кто главнее. А еще там турки свое гнут. Осада - их рук дело. Татарам такое не привычно.