Пасмурный полигон

— Ну что ж, пожалуй, можно и возвращаться. Я сейчас развернусь. — Он остановился, долго вглядывался в зеркало: сзади никого не было. Развернулся. Поехал обратно. — Другая просьба к вам будет после того как вы доставите мне документы, — сказал он Остеру. Тот засмеялся.

— Вы уж сразу назовите число ваших просьб, чтобы я мог предположить, во что обойдется мне ваше расположение. Так когда же вы хотите получить бумаги?

— Не позднее полуночи!

Остер с секунду подумал.

— Тогда везите меня прямо к зданию криминальной полиции. Это будет быстрее.

— Я тоже так подумал. — Эккерт глянул на часы. — Кстати, было бы совсем неплохо, если б господин Густав Кранке имел при себе удостоверение сотрудника криминальной полиции…

— Я обещаю вам это… Только фото…

— Я немного знаком с вашей кухней, господин Остер. Все равно до полуночи в здании криминальной полиции будет сделан десяток копий с этой фотографии. Так пусть одна из них будет на вышеупомянутом удостоверении.

Остер засмеялся.

— Вы шутник, господин советник. Ну что ж, пусть будет так. В полночь вам доставят пакет из крипо… Там будет и билет на теплоход, и разрешение на выезд, словом, все бумаги.

Машина бежала уже по городским улицам.

— У меня есть предложение, господин полковник. — Эккерт торопился: здание полиции вот-вот уже должно было появиться. — Я же знаю, что на теплоходе поедет и ваш человек, чтобы приглядеть за моим протеже… Так вот, я предлагаю отправить их вместе на моей машине. Мой шофер мне потом доложит о посадке, а на теплоходе есть другой мой человек, он сообщит мне о благополучном прибытии в Стокгольм. Курьер из Стокгольма условной фразой также сообщит мне о благополучном прибытии. Так что лучше, если ваш человек поедет вместе с моим, но пусть они не ведут никаких разговоров, это может вам в будущем повредить. Кстати, мой шофер, как я подозреваю, работает на гестапо. Так что в машине пусть они тоже не разговаривают ни о чем.

— Любопытно… — Остер с интересом глянул на Эккерта. — Я всегда говорил, что Иителлидженс сервис — академическая организация… Нам у вас многому можно поучиться. И вы терпите у себя этого человека? Я имею в виду шофера.

— А что сделаешь? — Эккерт пожал плечами.

Машина остановилась у мрачного здания, где помещалась криминальная полиция рейха. Двое эсэсовцев с автоматами в руках прохаживались у ворот. Остер вылез из машины, приподнял руку в приветствии и пошел к подъезду…

Эккерт быстро отъехал. Зачем мозолить глаза служителям учреждения, которое находится в ведении Гиммлера? Теперь остается ждать, что будет дальше…

Итак, что в активе? Документы, безусловно, будут. Это для Остера дело чести. Но весь вопрос в том, смогут ли в крипо в часы, оставшиеся до отплытия теплохода, установить личность Виталия? Если нет — все в порядке. Если да — дела станут хуже. Их может насторожить то, что предполагаемый английский разведчик пользуется услугами русского эмигранта. Рано или поздно они узнают это, но лучше пусть попозже. Тогда им уже не придется шантажировать его, они сами помогли его посланцу добраться до нейтральной Швеции, и тогда пусть попробует господин Остер вывернуться из этой ситуации. В гестапо он не побежит. Могут убрать бесшумно под видом несчастного случая? Что ж, придется их об этом тоже предупредить.

Вся загвоздка в Виталии. Выдержит ли он? Сможет ли выполнить самое ответственное в своей жизни поручение? От этого зависит сейчас судьба многого… Если б ему удалось добраться до нейтрального Стокгольма!

А Паулю придется еще раз рискнуть. Сегодня ночью он должен будет сообщить в Центр по запасному коду о посылке нового курьера. Шансов мало, но пробовать надо. Уже дважды запасной «Маяк», по предположению Эккерта работавший где-то в районе Копенгагена, не выходил на связь. Что-то будет в этот раз? Если он не выйдет — придется опять прибегать к помощи Остера. Тогда радиограмма пойдет прямо в Центр, у них в абвере мощная радиостанция. Только с шифром надо будет покончить… Впрочем, это предстоит сделать в любом случае. Копия послания в Центр уже и так в руках Остера…

Вот и Клюкштрассе…

6

— Это ужасно… — Гоман обхватил голову руками. — Это ужасно, господин Эккерт! Неужто нет другого выхода? Если вы посылаете меня под чужой фамилией — значит, это противозаконно! Я не хотел бы ссориться с властями… Я знаю, что такое гестапо! Но ведь моя семья…

Эккерт, не отрываясь, смотрел на него. Что сделало время с сыном? Абсолютно разбитый человек, опустившийся, с испуганным взглядом… А ведь тогда, в ту страшную ночь, он был другим: уверенным в себе. Видимо, правду говорят, что бездомная собака и свиста боится. Привыкнув жить пасынком в чужой стране, он перестал считать себя человеком, забыл о достоинстве. Так взрослое дерево, вырванное из родной почвы и пересаженное в другую, постепенно хиреет и гибнет, как бы его ни поливали.