Пассажир с детьми. Юрий Гагарин до и после 27 марта 1968 года

Да, это правда, он был человеком подневольным и твердо усвоил неписаный закон общества, касающийся поведения в двусмысленных обстоятельствах: “не чирикать”. Именно поэтому у нас нет четкого понимания того, как реагировал Гагарин – у которого, похоже, не было собственной политической физиономии – на важнейшие события своей эпохи. Что он почувствовал, когда узнал о снятии Хрущева – который облагодетельствовал его и чей ковер-портрет висел в доме у его родителей? Гагарин был опытный дипломат и даже в беседах с друзьями предпочитал уклоняться от слишком резких суждений: “Может ли, – ответил он вопросом на вопрос своего друга В. С. Порохни, – состояться любой начальник, если не будет проявлять воли, необходимой при выполнении своих обязанностей. И сам ответил – нет. А Хрущеву приписали волюнтаризм. Субъективизмом да, Никита Сергеевич страдал. Но назови хотя бы одного из великих, кто во всех случаях жизни, особенно при принятии важных решений, не отстаивал своего мнения. Короче, в случае с Хрущевым, на мой взгляд, была допущена ошибка. Невзирая на то, что он не раз меня по команде «смирно» держал, я его считаю мудрым руководителем”.

Далее Порохня пытается спровоцировать Гагарина: “A как же, Юра, И. В. Сталин, которому мы с тобой поклонялись безмерно (озадачивающая деталь. – Л. Д.). Ведь Хрущев его превратил в чудовище, пугало для всего человечества, унизил как Верховного главнокомандующего… <следующий абзац посвящен перечислению грехов Хрущева перед Сталиным…>?” Гагарин подпускает туману: “Я человек от техники, нахожусь вне политики, и мне трудно судить, почему так поступил Никита Сергеевич. Но, невзирая на эту вселенскую размолвку, я с величайшим уважением отношусь к обоим политическим и государственным деятелям…” [25].

Гагарина в 1960-е можно представить послушной шестеренкой режима, воплощением конформизма. Посмотрите на его позднюю фотографию, где он запечатлен в длинном плаще-пыльнике, мягкой шляпе, роговых очках и с портфелем, как у членов политбюро, – человек, который вроде как слетал в будущее? Посмотрите, как он без тени улыбки зачитывает – и ладно бы на партсобрании, но нет – на “Голубом огоньке”! – свои клишированные мантры – “стоящий во главе всего прогрессивного человечества… поздравить дорогую нашему сердцу мудрую Коммунистическую партию… до чего радостно сознавать, что страна наша уверенно воплощает в жизнь программу, принятую историческим…” [67]; хоть бы, что ли, кто-нибудь удалял такие записи с ютьюба. Конечно, хорошо бы, чтобы он взбунтовался, цапнул вскормившую его руку, плеснул Брежневу в лицо порцию пинаколады и уехал воевать куда-нибудь во Вьетнам с американцами – как Че Гевара, который плюнул в какой-то момент на все свои представительские функции и отправился в Боливию. Конечно, здорово было бы, если бы вместо того, чтобы по бумажке зачитывать идиотские отчеты об обязательствах и урожаях, он орал комсомольцам: “Вы все жалкое стадо рабов!” – так, как ровно в те же годы переругивался со своей публикой какой-нибудь Джим Моррисон. Если бы вместо того, чтобы сочинять приторные ньюэйджевые тропари – “Люди, будем хранить и приумножать эту красоту, а не разрушать ее!” – он бился на сцене в истерике, задавая всем этим хлопкоробам и офицерам Генштаба неудобные вопросы – что они сделали с Землей? что они сделали с нашей прекрасной сестрой?

Чего нет, того нет; может, не способен был к этому; а может – не успел. По крайней мере мы точно знаем, что все послеполетные годы, когда сама система, внутри которой он жил, что называется, стимулировала его к недобросовестности и он мог спокойно обналичивать доставшуюся ему славу, – он все равно рвался летать и в конце концов красиво погиб. Да, жалко, что у нас не было своего Джима Моррисона, но… Америка дала миру Моррисона, Аргентина – Че Гевару, а Россия – Гагарина; все разные; и “наш Юрочка” уж как-нибудь будет не хуже прочих.

Гагарин регулярно подписывал гневные петиции, да и сам снимал стружку с американских империалистов, китайских “любителей опасных авантюр” и прочих политических оппонентов СССР – но скорее на манер рабочих тамбовского завода из песни Высоцкого: “давите мух, рождаемость снижайте, уничтожайте ваших воробьев”.