Пассажирка

Вот она, дерзкая линия улыбки. Эттина кровь вскипела при виде ее, и, несмотря на собственный флирт, девушка почувствовала, что залилась румянцем из-за таящейся в его словах надежды. Однако улыбка скользнула прочь так же быстро, как появилась. Николас потянулся к ее раненой ноге, проверяя, затягивается ли порез, и, размотав мокрую повязку, покачал головой. Одна рука обхватила ее лодыжку, пальцы прошлись по изгибу кости, пока другая пробежала по мышце, огибая сморщенную красную рану. Этта почувствовала, как из-под его пальцев разбегаются мурашки. Живот скрутило от иной боли, жар захлестнул грудь, шею, лицо, пока все тело не заныло от желания прикоснуться к нему в ответ.

Он подался вперед, касаясь легким поцелуем синяка на ее голени, который она до сих пор не замечала.

– Ты не виноват, – тихо проговорила Этта. Если бы она была немного внимательней, то не натолкнулась бы на змею, – в этом девушка ни секунду не сомневалась.

Ответ прошелся шепотом по ее коже.

– В конце концов я к этому приду. А сейчас позволь мне немного поупиваться.

Этта мягко улыбнулась, поднимаясь на колени. Она проползла оставшееся между ними расстояние, слушая, как сбивается с ритма его дыхание. Его взгляд сосредоточился на ее лице, руки замерли на коленях, и они оба задрожали, когда она положила на них свои.

Подняв правую руку юноши, Этта мягко поцеловала грубые, покрытые шрамами костяшки, почувствовав ответный трепет внизу живота, когда он вздрогнул. Девушка положила его руку обратно и обхватила его ладони своими руками, прижимая к коленям.

– Ты все… – Николас затих, когда она наклонилась, тихонько целуя его в губы. Он не отстранился, и, вдохнув его легкий выдох, Этта снова его поцеловала, на этот раз настойчивее.

Девушка почувствовала, как Николас попытался выдернуть свои руки из-под ее, но не пустила их, глядя, как по его лицу разливается удивление. Она испугалась, всего на мгновение, что подменяет одну навязчивую идею другой – меняя восторг выступлений на это незнакомое чувство свободы, на то, как дикая, непознанная часть ее раскрывалась ему навстречу. С ним она чувствовала себя храброй; он безоговорочно позволял ей быть самой собой, ни в чем не упрекая, благодаря ему она чувствовала, как жизнь становится прекраснее и четче.

– Так ты чувствуешь то же самое? – сказал он так тихо, что Этта задумалась, не померещилось ли ей.

Она провела носом вдоль его носа; все в ней трепетало, подпевая этой крошечной совершенной симфонии счастья.

– Отпусти меня, – хрипло выговорил Николас. Он был достаточно силен, чтобы выдернуть руки силой; ее мысли завертелись в головокружительном танце желания, замешательства и отчаянья. – Этта…

Он подался вперед, ловя ее губы, умыкая поцелуй, пока она, задыхаясь, не поднялась. Николас потянул ее назад, и на этот раз она высвободилась, но только для того, чтобы обхватить его красивое лицо ладонями, позволить его рукам запутаться в ее волосах, обнять за плечи. Если бы небо снова разверзлось, Этта не думала, что ливень догнал бы ее там, куда она проваливалась. Время тянуло ее обратно, настойчиво и требовательно, разгоняясь все быстрее и быстрее, но все, чего она хотела, так это быть здесь, вдыхать запах моря, въевшийся в его кожу, вжиматься лицом в ложбинку на шее, которая, казалось, специально задумывалась для нее и только для нее. Если существовало место, где время могло о них позабыть, она хотела его найти.

Юноша дышал так прерывисто, что Этта чувствовала, как его сердце бьется о ее ребра, и знала, что и ее сердце не отстает. Она повернулась, пробегая губами по его уху, пальцы сомкнулись на твердых мышцах его спины.

– Мы не должны, – чуть ли не взмолился он, уткнувшись ей в волосы, – не должны так чертовски все усложнять.

Поздно.

Что она вообще делала, зачем мучила себя тем, чего не могла получить? Она бы справилась с этим, с той силой, что тянула ее к нему, закручивала тугим узлом взаимное влечение. Притяжение.

Она отправится домой, он отправится домой, и то, что продолжит тянуть их друг к другу, сотрется расстоянием, временем и смертью.

Он умер за сотню лет до того, как ты родилась.

Они не должны были встретиться.

Может, потому-то она так сильно этого хотела: это было невозможно, а они оба оказались слишком упрямы, чтобы позволить указывать им, что они могут, а чего не могут иметь.

Прямо сейчас ее это не волновало.

Прямо сейчас его это не волновало.

Этта не знала, кто к кому потянулся, но только она снова целовала его, а легкие горели, и тело ныло от желания, чтобы он оказался ближе. Ее спина уперлась во влажный камень ворот, и она вообразила, что может вкусить сокрытую в нем бурю, хлещущие ветра отчаяния и обиды, порыв за порывом сталкивающиеся с ее собственной бурей, признавая в ней ровню.