Пассажирка из Франкфурта. Немезида. Слоны помнят все

— Что генерал, опять же, должен был застрелить свою жену и, само собой, в порыве раскаянья покончить с собой. По третьей версии жена, прознав об интрижке генерала, застрелила его, а потом пустила пулю и себе в лоб. Каждый раз картина несколько менялась. Но никто ничего не знал наверняка, хотя все варианты были более или менее предсказуемыми. Понимаете, у генерала мог быть роман с секретаршей или кем-то еще, скажем, с женой соседа, да и жена могла изменить ему с кем угодно. Но в каждой истории, которую мне рассказывали, фигурировали совершенно разные люди. То есть ничего определенного и абсолютно никаких доказательств. Все те же досужие домыслы и сплетни, которые распускали двенадцать лет назад и подробности которых уже практически забыты. Впрочем, несколько действующих лиц мне все-таки назвали. Жуликоватый садовник, которому генерал собирался дать расчет, славная старушка-экономка, подслеповатая и глуховатая, — ее, конечно, никто ни в чем не подозревает… И так далее. Я все записала — и имена и, так сказать, версии. За точность имен не ручаюсь — записывала с чужих слов… Ох, и нудная же это работа… А еще я узнала, что миссис Равенскрофт была однажды сильно больна, — какая-то лихорадка… После этого она купила четыре парика, видимо, у бедняжки выпали почти все волосы. Парики обнаружили среди ее вещей.

— Да, я тоже об этом слышал, — сказал Пуаро.

— От кого?

— От моего друга из полиции. Он просмотрел старые отчеты, и там имелся список найденных в доме вещей. Четыре парика! Что вы думаете по этому поводу, мадам? Вам не кажется, что четыре парика — это многовато?

— Конечно, куда их столько. У моей тетушки было два парика. Пока приводили в порядок один, она носила другой. В жизни не слышала, чтобы кто-то имел четыре парика.

Порывшись в сумочке, миссис Оливер извлекла маленькую книжицу и зашелестела страницами.

— Миссис Карстейрз, семьдесят семь лет, так что она могла что-то и перепутать, но она знала их лично. Вот ее слова: «Я прекрасно помню Равенскрофтов. Да-да, очень милая пара. Печальный случай, конечно. Да. Это был рак!» Я спросила, кто именно болел раком, но как раз это она и позабыла. Но вспомнила, что леди ездила на консультацию в Лондон и что потом ей сделали операцию, что вернулась она домой в ужасном настроении, и муж очень за нее беспокоился. Так что ему ничего не оставалось, как покончить разом и с ней, и с собой.

— Откуда она могла это узнать? Опять домыслы?

— Чистейшей воды, по-моему. В процессе моего расследования, — сказала миссис Оливер, сделав ударение на последнем слове, — я убедилась в странной вещи: как только люди услышат, что кто-то из их друзей внезапно занемог или зачастил к врачам — они тут же решают, что у него рак. Да и сами занемогшие тоже частенько подозревают… самое худшее. Еще одна дама — не могу разобрать ее имя, начинается на Т — сказала, что рак был у генерала. В доме, конечно, сразу траурное настроение. Они все обсудили и поняли, что не вынесут этого испытания, — ну и договорились уйти из жизни вместе.

— Печально, но романтично, — заметил Пуаро.

— Слишком романтично, чтобы походило на правду, — сказала миссис Оливер. — Нет, это прямо беда! Послушаешь человека — столько всего помнит, а потом оказывается, что все это выдумки, что все высосано из пальца.

— Просто люди всегда делают выводы из того, что им известно, — возразил Пуаро. — Скажем, они узнали, что некто поехал в Лондон посоветоваться с врачом, или что некто провел три месяца в больнице. Это-то не выдумки, а факты.

— Ну да, — сказала миссис Оливер, — только в своих рассказах все почему-то предпочитают излагать собственные выводы вместо того, что имеет место в действительности. Не очень-то много от этого пользы, верно?

— Наоборот — несомненная польза, — сказал Пуаро. — Должен признать, что ваша идея весьма неплоха.

— Насчет слонов? — неуверенно спросила миссис Оливер.

— Насчет их памяти, — сказал Пуаро. — Это очень важно: узнать факты, которые почему-то задержались в памяти у тех или иных людей, хотя они, вероятно, и сами не знают почему. Нам бы самим всех этих фактов никогда не узнать. Но ведь именно они породили все эти домыслы — об изменах, болезнях, двойном самоубийстве, ревности. А теперь, опираясь на них, мы должны извлечь зерно истины.

— Люди любят посудачить о прошлом, — сказала миссис Оливер. — Оно им кажется более ярким, чем настоящее, хотя бы потому, что тогда они были моложе. Они словно заново проживают те годы, сначала вспоминают о тех своих знакомых, которые вам совершенно не интересны, потом — что такой-то их приятель действительно знал Равенскрофтов. И опять долгое перемалывание того, что говорил приятель…

Понимаете, это тот случай, когда генерал и леди Равенскрофт для них как бы очень дальние родственники. О двоюродных мы знаем практически все, о троюродных — поменьше, а там уж седьмая вода на киселе, о них почти ничего неизвестно. Так что все мои трофеи практически не имеют никакой ценности.