Pasta per amore, или Макароны для Любы

Выдержав вечернее шоу начинающего лицедея в собственном лице, я снова поднималась к себе и убивала время за теми же «развлечениями» — бессмысленным просматриванием коротких видео. К ночи телефон выключался, когда у него заканчивалась зарядка, и я выключалась вместе с ним. Удивительно всё-таки: батареи хватает ровно на один мой пустой и бесполезный день. За ночь всё снова заряжается, и утром повторяется снова…

— Зачем всё это? — однажды я осмелилась задать себе этот вопрос.

Зачем я живу? Почему моя жизнь не отличается от «жизни» смартфона?

У меня нет друзей. Мне неинтересны тусовки, новые знакомства, моя будущая профессия. Мне не нужны лекции, занятия, экзамены. Даже сам диплом мне не нужен — я не буду журналистом, так как ненавижу сплетни, не люблю общаться с незнакомыми людьми, да и вообще не вижу себя в этой сфере.

Мне неинтересен спорт, у меня нет никакого хобби. Раньше была химия, сейчас же я и к ней потеряла интерес. Да что там к химии — я потеряла интерес к самой себе… Даже еда не приносит удовольствия. Я и вкуса-то её не чувствую.

«Что делать, если не хочется жить?» — конечно, я не рассчитывала найти реальный ответ на вопрос, когда вбивала его в поисковик. Я вообще ни на что не надеялась, просто сделала это от безделья, от равнодушие и каким-то внутренним призывом.

«Если не хочется жить, то самый верный способ — умереть» — прочитала я ответ.

2 часть

1

Марио

— Че, этот коробок Леголаса. Береги его, как свои уши. Если на нём будет хоть микроскопическая вмятина, нам всем хана.

— Понял, шеф. Доставим в лучшем виде, — рапортует Юрка, наш немного лопоухий басист, который благодаря этой особенности получил своё прозвище — Че. Нет, не про того Че вы подумали. Наш — это сокращение от «Чебурашка». Он с нами всего два месяца, но за это время настолько хорошо влился в коллектив, что кажется, будто он был всегда.

— Марио, я бы не был так уверен в Юрии, — нудит над ухом Макс. — Мы же все помним, как он неответственно отнёсся к уборке студии. Его халатность и безрассудное отношение к технике едва не обрекли нашу поездку полный и безальтернативный крах.

Макс — тоже новенький. В «Грибоедофф» попал случайно всего две недели назад. После отъезда Чацкого в Москву мы срочно-обморочно искали ему замену. Че нашёлся практически сразу. А вот вокалиста мы искали почти полтора месяца. Прослушали около сорока человек в общей сложности, но постоянно что-то не срасталось. То вокал нам не подходил, то кандидат оказывался с нами не «на одной волне», то случались какие-то происшествия. Например, уже утверждённый всеми солист вдруг сломал ногу, возвращаясь домой с репетиции.

Когда мы почти отчаялись, то решили, что возьмём первого встречного, ну, то есть первого, кто придёт к нам на прослушивание. Два дня никто не появлялся в студии, и вот на третий, когда уже вышли все сроки, и нужно было подавать заявку на участие в молодёжном фестивале, в дверь нашей репетиционной постучали. Да-да, именно постучали! Кажется, в этот момент время остановилось и все находящиеся в студии замерли и перестали дышать. Спустя полминуты, незапертая дверь оставалась закрытой, и мне пришлось громко крикнуть: «Ворвитесь!» Эта шутка не заставила никого даже улыбнуться, все чаяния были адресованы тому, кто вот-вот войдёт в репетиционную.

— Добрый день, — эхом пронеслось по комнате, в которой около десяти пар глаз неотрывно смотрели на чудо, столь эффектно явившееся именно в тот момент, когда его так ждали. Тем временем, парень, не замечая произведенного своим приходом эффекта, продолжил: — Вероятно, вы — Марио Гардиани? — спросил он, смотря на меня в упор, и остановился, как вкопанный, вытянувшись по стойке смирно в самом центре комнаты, словно бы для того, чтобы мы смогли его получше рассмотреть.