Пастернак, Нагибин, их друг Рихтер и другие

Я с трепетом раскрыл уже ветхую от времени рукопись. Было видно, что писал Мороз в момент большого эмоционального подъема, все буквы были разными по размеру. Некоторые слова, выведенные черными чернилами, можно было прочесть с трудом – они расплылись на бумаге, видимо, от слез того, кто читал тетрадь. Тогда, пятьдесят лет назад, когда это было написано, или позднее, перечитывая. Я тоже почувствовал мурашки на коже: видно было, что все написанное – пережитая правда. С позволения Веры Ивановны я дословно, сохраняя орфографию автора, приведу здесь содержание тетради, из которой многое становится ясным. Эти записи, как мне показалось, являются своеобразной иллюстрацией всей совместной жизни Святослава Рихтера, Нины Дорлиак и тех, кто заступал на территорию этой странной пары. И объяснением того, почему все в итоге сложилось именно так, а не иначе…

* * *

Написанное в этой тетради может быть зачеркнуто только сообща троими людьми. Для этого им нужно вместе поднять бокалы и торжественно сказать друг другу что впредь их отношения будут определяться только любовью. Я буду ждать приглашения на эту встречу до 27 апреля и если оно не последует буду считать что ОТСТАВКА МОЯ ПРИНЯТА.

ДЛЯ СЛАВЫ (экземпляр № 1)

На первой странице

(а далее – по порядку):

Нине Львовне Дорлиак

Святославу Теофиловичу Рихтеру

Евгении Михайловне Лелиной

Сильвии Федоровне

6 января 1962 г.

Я отрываю Вас от своих дел и прошу Вас простить меня за это. Это объяснение – предисловие к передаче дел, связывавших меня со Славой, тому, кто захочет добровольно испытать испытанное мною. Кто это будет – я не знаю. И потому обращаюсь ко всем Вам во-первых: с объяснением, во-вторых: с информацией о положении дел, которые мне выпало вести, в-третьих: с передачей разных документов (квитанций, договоров и прочее). Прошу читать до конца даже тогда когда будет казаться невозможным.

Я был чуть ли не единственным человеком из окружения Рихтера с которым у него были, главным образом, деловые отношения. Они были связаны с искусством или, во всяком случае, требовали творческого подхода. В них было мало праздности. Оттого я зову их – деловыми.

С деловых отношений началась наша дружба. Это – выставка Фалька. Потом было многое: «воспоминания о Прокофьеве», стройка, посещение мастерских художников и проч.

Были всякие мелочи доставлявшие Славе радость: устройство маскарада, кинохроника и пр. Но, всего могло быть больше и все могло быть лучше.

Кончились, как мне кажется, наши деловые отношения – выставкой Краснопевцева.

Почти с самого начала и до 4 января 1962 года Ниной Львовной осуждалось любое совместное начинание. Если Нине Львовне не удавалось его сорвать в начале, тогда по ходу его делалось так что оно теряло свой свет и обрастало пререканиями, обвинениями и прочим: слепым и мелочным.

Больше всего пришлось вытерпеть строительству дома на Оке. Это самое трудное, общее со Славой дело испытало характер Нины Львовны в полной мере. На отношении к стройке выказалось неприятие Ниной Львовной никакого созидания – будь то дом на Оке или выставка в комнате Рихтера.

Не для хвастовства, а для ясности скажу: тех обязанностей, которые лежали на мне хватило бы разделить на десятерых. Но их было легче выносить чем неизменную роль Нины Львовны. Потому что ЕЕ ЖАЖДЫ РАЗРУШЕНИЯ, ОТРИЦАНИЯ, ОСУЖДЕНИЯ – хватило бы ТАКЖЕ НА ДЕСЯТЕРЫХ.

Нет таких самых худых определений, обозначающих самые ничтожные, низкие качества в человеке, которыми бы я не был обрисован в глаза и за глаза. (Кстати сказать, Ниной Львовной недавно выпущена в свет характеристика В. Мороза, с целью изгадить то, что вызывает у Нины Львовны неудовольствие. Г. С. Козолупова не гнушается разносить ее повсюду)

Немного назад: После того как идея стройки на Оке была принята и одобрена всеми нами, т. е. Ниной Львовной, Славой и мною (было такое короткое время!) Нина Львовна стала порочить ее будто это самая гадкая затея. Нина Львовна предала совместную идею, отошла в сторону и стала порочить ее и срамить. «Стройка на Оке» сделалась идеей жулика и проходимца, на поводу у которого идет святой несмышленыш С. Т. Рихтер.