Пастернак, Нагибин, их друг Рихтер и другие

Вера Ивановна молча прослушала, как я вслух читал записи Мороза. Наверняка написанное она знала наизусть.

Когда я закончил читать и закрыл тетрадь, Прохорова неожиданно предложила: «Возьмите себе, пусть это будет у вас. Станете писать о Светике, это может помочь».

Я снял копию и вернул тетрадь Вере Ивановне. Как оказалось, всего за несколько недель до ее ухода.

* * *

Пока не грянул скандал, Нина с восторгом смотрела на Володьку.

Сама Нина Львовна хотела, чтобы в Тарусе возвели виллу. Но Светик ни о какой вилле не хотел и слышать. И потому в итоге построили тот простой деревянный дом. С балкончиком на втором этаже – «чтобы было место, где смотреть на реку и пить водку», как говорил Володька.

Хозяйка соседнего участка, хитрая женщина, бежавшая в свое время в Подмосковье с Украины от голода, долго наблюдала за отношениями Нины Львовны и Володьки. А потом сказала: «Ой, Валидька, Валидька, красивэнький, маладэнький. А ты, Нина, – ты ж страшна, ты ж стара! А Наташка (это про Гутман) – маладэнька, красивэнька! Шо жтебэ Валидька? Вячеслав Трахимыч (это она так Святослава Теофиловича называла) – это ж деньги, он же роблет. Шо ж ты ж, Нинка, все смотришь на Валидьку?»

Я когда хотела в шутку позлить Володьку, то дразнила его, пересказывая эти слова.

А для Нины он был принц. Хотя потом наверняка его приписывали в любовники Святославу.

Елена Сергеевна Булгакова, которая очень любила и уважала Рихтера, и это чувство было взаимным, говорила Нине, что нельзя так забывать Святослава Теофиловича.

Нина была так увлечена Володькой, что порою забывала обо всем. Случалось, даже холодильник в их доме был пустой, ей было не до того, чтобы проследить за домработницами.

Елена Сергеевна пыталась воздействовать на Нину. «Вы можете восхищаться Володей, – говорила она. – Но и о Святославе Теофиловиче не забывайте».

* * *

…У Светика случился приступ, и его отвезли в больницу.

Я знала об этом. Конечно, ничего хорошего то, что он в больнице, не предвещало. Он сам лечиться не любил, смерти не боялся абсолютно.

За несколько минут до смерти Рихтер сказал: «Я очень устал».

Мне потом это передал сам врач, к которому обратился Светик.

Любая смерть всегда неожиданна. Но уход Рихтера стал для меня большим ударом.

* * *

Утром мне позвонила Наташа Журавлева и сказала: «Все кончено!». Наташа Гутман с Ниной Дорлиак ездили на Новодевичье кладбище выбирать место.

Наташа сразу сказала о желании Светика быть похороненным рядом с Генрихом Густавовичем, которого он считал своим вторым отцом.

Но Нина ответила: «Ну разве тогда его могилу будут видеть?»

И в итоге его похоронили рядом со стеной, на самом проходе. Правда, он лежит рядом с Лидией Руслановой, с которой был знаком по своим выступлениям на фронте.

В день похорон мне позвонила Наташа: «Остался всего час, пока он будет один в квартире». И я пошла на Бронную улицу и этот час была со Светиком.

* * *

А сами похороны…

На них случилось то, чего он сторонился всю свою жизнь – приобщение к элите. А он этого терпеть не мог.

К кому его приобщили-то? К министрам?

* * *

Сегодня начинается накручивание мифов вокруг Рихтера.

Мол, он не любил говорить по телефону. Да он просто не терпел пустых разговоров. Терпеть не мог целлофан, в который заворачивают цветы. «Зачем их так мучают», – возмущался он. На уровне интуиции понимал все.

Ему не нравилось, что к нам ходил один композитор. «Почему он к тебе приходит? – говорил он мне. – Интересно с ним разговаривать? Ну, смотри, он тебя посадит».

Я не верила. Но прошло не более чем два года, как меня действительно арестовали по доносу того самого композитора. Когда я уже находилась в тюрьме, Слава прислал мне на именины поздравительную телеграмму. «Москва, Лубянка, Вере Ивановне Прохоровой. Поздравляю, целую, Рихтер».

Следователь потом мне сказал: «Ну, враг совсем обнаглел». А Слава был бесстрашен во всем.

* * *

Однажды во время гастролей в Тбилиси, когда он уже был знаменитым пианистом, его поселили в один номер с флейтистом. Перед репетицией Светик пошел погулять. Возвращается, а войти в номер не может – дверь закрыта. Тогда он постучал к соседу и попросил разрешения выйти из его окна на карниз и пройти по нему в свой номер. Сосед позволил, только заметил, что это шестой этаж. Рихтер совершенно спокойно ступил на карниз и прошел по нему.

Я потом спросила его: неужели он совсем не боялся? «Нет, – ответил он. – Знаешь, кто испугался? Мой флейтист. Он был в номере с какой-то дамой и, когда я появился из окна, жутко испугался».

* * *