Пастораль с лебедем

«Ох, хороши тычки по пять рублей штука! Мы же их не рубим, а корчуем, потом разбрасываем по дорогам. Видно, очень в них колхоз нуждается! — язвит Георге. — Или вы у Булубана научились, уважаемое правление?! Тот «подарил» землю, будто кость швырнул обглоданную, посулил золотые горы и заставил копать траншею в шесть километров. Теперь у нас производственная необходимость в тычках, и вы суете людям в руки лопату — копайте противотанковый ров! Нельзя было заказать бульдозер? Нет, мобилизовали целое село — вперед, на раскорчевку, по десять метров в день на человека! И что мы платим людям? По семьдесят копеек, так распланирована оплата за трудодень. Еще за артезианские колодцы умницы Хэрбэлэу никак не рассчитаемся, мало нам, давайте новую глупость — раскорчуем лес… чтобы делать зубочистки! Старики, небось, думают: слава богу, жить недолго осталось… А молодые, будущие колхозники? Они пока в школе учатся, но скоро начнут рассуждать: «Дурак я, что ли, быть привязанным к родной завалинке, ради трехкопеечных палок? Почему не обзавестись балкончиком на четвертом этаже, как у двоюродного братца, который на заводе устроился?..»

— Ты смотри, у Кручяну была целая бухгалтерия в голове, — подивился жених. — Но у тебя зато память, дядя!.. А говоришь, забыл, — слово в слово все помнишь, хоть и десять лет прошло…

— И тогда… Постой, кто это сказал? Ах да, Василий Иванович: «Товарищ Кручяну, конкретно, что вы предлагаете?»

«Если бы я был уверен, что это ваша затея, товарищ председатель, честное слово, написал бы в сатирический уголок «Колхозника Молдавии». Может, я превышаю свои полномочия, но как не вмешаться? Прекрасный ухоженный сад станет бульваром, а перед крыльцом правления — лужок для гусят-поросят соседки, тетушки Маланьи».

Этого сатирического уголка ему не простили, самого протянули в карикатуре… Ну, типчик был Георге! Так и норовил, надо не надо, лягнуть или боднуть, только и слышали от него: «Если ты дурак, помалкивай!» И хвалили его, и ругали, даже должность подыскали подходящую, думали — может, уймется, а он знай кидается на начальство, как дикарь… Да, нашла коса на камень. Не такой был человек Тимофей Петрович, чтобы его запросто на рога поднять, повидал и не таких прытких. Говорит Георге: «Товарищ Кручяну, ты за меня голосовал, как за председателя?» — «Конечно», — отвечает тот. «Так вот, будь добр подчиняйся. Свою речь прибереги для отчетно-выборного собрания, выступишь в феврале в клубе. А до тех пор не суй нос, куда не просят. И скажу, почему: ты судишь не по-государственному, смотришь на колхоз из своего двора, как через замочную скважину».

Георге не смолчал: «А все же вам не мешало бы призадуматься. Я спрашиваю, почему эта тычка… тут дело принципа!.. Почему она валяется на дороге, а я должен ночью ходить и шестьдесят пять тычек…»

Василий Иванович закончил за него: «Именно шестьдесят пять тычек привязать к своему винограднику!»

Георге и тут не растерялся: «А вам бы лучше помолчать, товарищ. Чье это распоряжение — обыскать двор, пока хозяина нет дома? Причем находился в служебной командировке…»

Тудор перебил Бостана:

— Меня одно удивляет, дядя, кто мог его ночью увидеть с тычками? Кто-то ведь доложил председателю, черт возьми! Выступал этот человек как свидетель или нет?

— Речь пока не о том, племянник! Георге вдруг засмеялся: «Неужели вы думаете, что я недоумок: нашел тычку, знаю, что боярская акация растет только у правления, и позарюсь на такое добро?»

— Бре-бре-бре… — проговорил Ферапонт, словно, взбежав на горку, поражен открывшимися далями. — Я этого Георге разок тоже слышал, ах, как он говорил… это когда мы колхоз основали в сорок девятом. Помню, как раз пасха была… Сидели мы днем дома — праздник есть праздник. Потом слышим — барабан. Молодые были, говорю жинке: «Пошли, Мара, на хору». Ну, помните времена — в хате не богато, а веселья не занимать, потому что молоды! Бедняка чины не держат, — только успевай веселись. А тут перед хорой останавливается машина, выходит начальник, низенький такой мужик, и прямо к нам: «Гуляете, мужики? Давай-давай, гуляйте! Здрасьте и…» — Не знаю, как по-русски, но сказал про воскресение. Ну и мы отвечаем, как положено. Говорили, фамилия его Холошапо.

«Гуляете — это вы молодцы!» — Схватился за руки с молодыми и давай сырбу танцевать. «Пошли, мужики, пошли, давай-давай!» — И топочет вовсю, и повизгивает по-нашему, ну, гуляет! А мы между собой переглядываемся и говорим: «О, вот это настоящий начальник, братцы! Нас уважает и обычай наш». Вечер опускается, а он нас нахваливает: «Молодцы, мужики, ух, как здорово танцуете. Ф-фу, из меня восьмой пот пошел…»

— А… это Голощапов! — сообразил Никанор. — Помню, застал его, когда пришел из армии. Ну, так что потом?