Пастораль с лебедем

— Погодите, бабушка, — остановил ее жених, — что пойдет как по маслу? Вы о свадьбе? Так вот, дорогие родственники, никакой свадьбы я делать не намерен. Это во-первых. Во-вторых, слышать не хочу о приданом и вообще… А в-третьих, меня интересует, кто позвал сюда Диану?

— Я! — мгновенно отозвалась Вера.

— Кто вас просил?

— А что тут такого?

Никанор выдавил из себя:

— Ты же собирался… кажется, у вас уже без пяти минут семья.

— Когда кажется — крестятся! — отрезал жених. — Мы живем в другом режиме, и хватит об этом.

Словечко «режим» прозвучало странновато, но «живем» обнадежило — значит, не собираются разбегаться в разные стороны.

— И требую: не вмешивайтесь в нашу жизнь! Мы же не лезем в вашу, черт побери! Я спросил: зачем позвали Диану?

Тудор сощурился, ноздри его раздувались, как у рысака на скачках перед финишем.

Мать взмолилась:

— А как же, как без вас… Тудораш, мы хотели вас вместе увидеть… Посидеть, послушать!

Мать невесты сказала почти шепотом:

— Мы не думали… Пожалуйста, конечно. Что уж мы, сильно вам мешали? Ну, живем по-старому, думали, хоть малюсенькую свадьбу…

Ферапонт поддержал ее:

— Да, да, чтоб все видели. А почему не повеселиться… Слава богу, есть-пить найдем, такая хорошая пара, смотреть глаз радуется. И не одной родне чтоб весело, чужим тоже. Я вот, например, как слышу барабан, сразу сердце прыгает, да! Мальчишкой всегда бегал с братом глазеть на веселье, а уж если свадьба — держись! И молодой Булубан с женой приходил посмотреть… клянусь!

Ферапонту не терпелось, чтобы прогремела по округе слава: его Диана свадебным гуляньем и пиршеством всех за пояс заткнула. Он, чабан третьей бригады, из тех людей, кто готов поверить: зачем мужчина в женском платье крадется в келью монахини? Вместе помолиться…

— Ну, хватит! — выпалил с сердцем Тудор. — Попили-поели, считайте, и свадьбу отыграли. Вот, вот, вот! — Он ткнул пальцем в одно блюдо, другое. — Чем не мирная свадебка? Ваша душенька довольна, родичи дорогие? У меня друг женился с бутылкой пива в кармане. Не слыхали про Леву Зберина? Все застолье — три соленые баранки и бутылка «Жигулевского», а они с женой живут дай бог всякому.

— Тьфу! — старушка выбралась из-за стола. — Тьфу, пропасть!

Тудор тоже вскочил:

— Вы куда, бабушка?

— Не хочу слушать! — и зашаркала к двери.

У Никанора засосало под ложечкой: «Не дай бог сейчас рявкнет: «Чего расселись? Выметайтесь, покуда целы! Выпили, погуляли, пора катиться к черту на рога. Посплетничать успели, покойнику косточки перемыть, вот и задал нам жених взбучку!» Он насупился, помахал в воздухе рукой, как плетью, поежился:

— Затекла, прямо каменная. Засиделся…

Ферапонту никак не удавалась роль тестя: с лица не сходило выражение удивленного восторга, будто вот-вот увидит чудо. Но теперь он растерянно замер, как в тот день, когда дочка впервые включила новенький телевизор.

Вера теребила платок вокруг шеи, точно девчонка на чертовом колесе: ох, сейчас взмоет вверх, страху не оберешься… Почему племянник обмолвился: рано смеешься, тетенька, смотри, наплачешься? Не надо было признаваться, что это ее затея, позвать невесту.

Старая Зиновия постояла у порога, потопталась, засеменила обратно к столу. Примостилась сбоку, на краю лапки…

Жених в это время распоряжался:

— Мама, пойди-ка в ту комнату… Там в шкафу на третьей полке, в глубине, за бельем, две бутылки в коробках, принеси сюда. — И повел бровью с намеком, как офицер, у которого с денщиком имеются общие секреты. — Ну помнишь, привозил картонные коробки?

Скрыв обиду, мать послушно кивнула и вышла, она на все готова, лишь бы люди не покинули ее дом.

Жених продолжал:

— По такому случаю не грех выпить кубинского рому. Не возражаешь, дядя Никанор? Не кисни, на Шипке все спокойно!.. Итак, мы с Дианой Ферапонтовной… Мы решили по-современному! Ваши обычаи устарели, это и ежу понятно…

Всем стало не по себе от приказания бывшего матроса: «Мать, тащи кубинский ром!» и от его развязной речи, мол, будет вам, чижики, чирикать, отжили свое, так не путайтесь у других под ногами. Невеста на четвертом месяце, дело давно наперед решено, а родню собрали из вежливости — чтобы оповестить.

Мара с тревогой смотрела то на мужа, то на Тудора, то на любимое свое детище и повторяла про себя: «Вот и не верь в сны!.. Прошлой ночью как наяву видела поле, длинный-длинный гон, до самого восхода, бегу по черной пахоте и кричу: «Диана, дочка милая, детям своим и внукам расскажешь, как тебя просватали, замуж выдали». И плакала во сне, а надо бы наяву плакать — ничего не пойму я в этом доме».

Никанор нашелся первым:

— Так-так, наконец, товарищи, прояснилась повестка дня…

Тудора покоробило: выбрал дядя время для правленских речей! Но стукнула дверь и вошла мать, хоть на обложку снимай: вплыла в комнату, словно роддомовская нянечка с запеленутыми младенцами на руках, только вместо детишек длинные коробки с заморским ромом. Одна упаковка чего стоит, а уж питье! Эликсир с экватора…

— Держи, Никанор, — протянула ему Василица коробки, — поколдуй сам, уж я не знаю, как открывается. А блестит-то… Оно не стреляет?