— Я же говорю, надо их приручить… Моя мать умела, а меня не захотела учить, сказала: «Ты сердцем вредная, можешь зла натворить».
Ну, я выудила понемножку слова всякие, особенно, как с тварями управляться. Она и кровь заговаривала — бывало, отец порежется бритвой, мама посмотрит, шепнет, пальцем проведет, и только полоска на щеке от пореза. Она и сама не знала, откуда в ней такая сила.
— Как же с крысами, мать Зиновия? Житья не дают, поганцы.
— Крысы? Изведем, сват, скажу, что надо делать, без всяких порошков. У нас под дубравой был подсолнух, с полгектара, стал поспевать, а по лесу птицы налетают саранчой, клюют. Отец сердится: «Я уж и пугала понаставил, и трещотку — не помогает». Мама говорит: «Ладно, схожу, может, получится». Прошла разок по полю из конца в конец, и как отрезало, разлетелись пернатые, будто подсолнух отравленный, клюют соседские посевы, а нашу полосу не трогают. Я тогда девчонкой была, все приставала: «Как вы их отогнали, мама, что говорили?» А она в ответ: «Этого тебе не надо знать, Зинуца, ты крута нравом, в отца пошла. Есть сила, от бога, но только для доброго дела…»
— Верно, — согласился Ферапонт, — силы какие-то есть. Вот спрашиваю я у Дианы: «Дочка, чему ты там научилась, в университете? Умеешь найти яйцо в курице, посмотреть, снесется сегодня или нет?» А она: «Зачем мне твоя курица?» — «Ты приезжаешь домой, берешь с собой яйца». — «Да, приезжаю, беру». — «А когда их не будет?» — «Тогда в магазине куплю». Сватья, разве это ответ ученого человека?
Называется, спелись ворожея с чабаном…
Из сеней заглянул в комнату встревоженный Никанор:
— Послушайте, наши молодые уезжают! Говорят, свадьбы не будет, а их машина ждет, едут в райцентр.
— Кто сказал? — спросил ошарашенно Ферапонт.
— Позовите, позовите вашу дочку, — велела ему Зиновия, — хочу ей в глаза посмотреть. — Повернулась к матери жениха: — Василица, а ну-ка, принеси патефон, пусть люди послушают музыку.
14
Распахнулись настежь двери… На пороге стояла невеста, высокая, худенькая, шагнула в комнату, пугливо озираясь, словно ученица пришла на экзамен раньше времени. По-летнему, в платьице с коротким рукавом, острые локотки торчат…
— Хлеб-соль этому дому…
Голосок ее дрожал, но все промолчали, будто потеряли дар речи от долгого ожидания. У Мары сжалось сердце: «Ах, доченька моя, неприкаянная, вот что значит жить по чужим квартирам в городе, без родителей, без мужа…»
Мать Тудора поспешила ей на выручку:
— Диана, тебя там собака не покусала? С утра твержу Тудору: привяжи псину за домом, в саду, прямо как бешеная на людей кидается. — Подошла к растерянной Диане, ласково приговаривая: — Что ж ты на пороге… заходи, милая, присядь… — Выглянула в сени: — Тудор, где ты там? — Наклонясь к Зиновии, шепнула: — Подвинься, мама…
Вера заметила как бы между прочим:
— Наверно, наши молодые в кино собрались, да? Или сегодня танцы в клубе?
— Это как понимать, тетя, пригласили нас, чтобы выгнать? — послышался из каса маре желчный тенорок жениха. — Дайте хотя бы перекусить человеку с дороги.
Прикрытая дверь не приглушила его раздраженного тона. Ох уж эти двери! Сразу видно, нет в доме хозяина, одна морока с ними. И какой мастер их навесил? Чтобы попасть в каса маре, надо захлопнуть дверь жилой половины, а откроешь ее — заслоняется дверь в каса маре! Тудор чертыхнулся, пнул ногой одну, отшвырнул другую створку и вошел со стулом в руках. Василица засуетилась:
— Сынок, может, в той комнате поедите? Сейчас принесу!..
Забегала, захлопотала, готова вместо подноса весь стол с кушаньями тащить, лишь бы детки остались довольны.
— Куда ты их? — одернула ее Вера. — Пусть сядут, а мы полюбуемся, как наши голубки едят вместе.
— Я бы не очень-то веселился на вашем месте, — зло отрезал Тудор. Он взбешенно глянул на нее и вцепился в стул, как инвалид в костыль, даже пальцы побелели. — У меня есть кое-что новенькое порассказать, тетушка…
Мать растерянно улыбнулась:
— Тудор, не дразни тетю… Ну-у, зачем огрызаешься? Лучше принеси стул для Дианы.
— А это что, мама? — чуть не вырвалось у него: «Совсем вы тут отупели от своей болтовни!»
— Ой, да, стул… — Василица смутилась, — ну… ох, голова моя… Постелить принеси что-нибудь, он же холодный, стул…
Ферапонт пошутил:
— Уважаемая невеста пусть у дверей постоит. Сама учеников в угол ставит, когда опоздают… — И засмеялся: видали, чабан-то я чабан, а школу знаю!
— Фе-ра-понт! — прошипела в ужасе Мара. Неужто старый дурень вздумал распять доченьку у дверей? Родное их дитя, Дианочка… Что ж он, изверг, совсем одичал среди овец?
— Да я так, для смеху, жена! Что я такого сказал?
Ох, чабаны, дети природы… Живут вольно, спят под звездами и снится им, как земля вылупляется из тьмы, словно цыпленок из скорлупы. Говорят немудрено, шутят попросту…
Никанор помалкивал — припомнилось, как утром шел сюда с Верой. А ну их, женсовет затеял сборище, женсовет пусть и расхлебывает, его хата с краю.
— Ждать больше некого, теперь все пойдет, как по маслу, — сказала бабушка Зиновия и встала. — День на исходе, мое дело стариковское… Вы уж тут сами решайте, по-молодому…