Пастух Земли

Серой уже даже на пахло — было такое впечатление, что воздух вокруг состоял из неё. И воздух этот был невыносимо горяч — даже Бхулак, проносившийся с невероятной скоростью, ощущал на коже его раскалённое дыхание. Что же говорить об обычных людях…

Они уже в большинстве поняли, что погибают, позы их были гротескны, словно они застыли в момент, когда пытались ринуться одновременно во все стороны, а на лицах проступали отчаянье и смертная мука. Бхулак на бегу подумал, что, найдись мастер, способный нарисовать всё это, люди кричали бы от ужаса при взгляде на его рисунок, но никто из них не поверил бы, что такое может происходить на самом деле.

— Только нет нужного мастера во всём мире, — неожиданно сам для себя вслух сказал Бхулак.

Он бежал словно среди адского леса из изломанных тел, выпученных в агонии глаз, разверстых в мучительном вопле ртов. Большая часть людей на улицах уже горела — у кого-то только начинали тлеть волосы, других уже полностью охватило неподвижное пламя. Бхулак мог бы в подробностях проследить на многих телах, что происходит со сгорающим заживо человеком: как кожа высыхает, трескается и вспыхивает, как вскипает кровь, плавится и загорается жир, лопаются глаза. Раскрывались черепа, и в них зеленоватым пламенем горели мозги, плоть других людей уже прогорела и головы отваливались от тел… Серная вонь всё больше смешивалась с одуряющим чадом подгорающего мяса.

Даму, который один ещё оставался во дворе дома Лота, к счастью, не попал ещё под небесный огонь и не очень пострадал — у него лишь затлела одежда. Но надо было спешить: накатывающая дурнота и смертельная усталость сигнализировали Бхулаку, что скоро его время вернётся к обычному ходу. И тогда он уже не сможет сделать ничего, и, если не окажется в безопасном месте, тут и сгинет.

Подхватив врача, Бхулак побежал, уже не осторожничая. Было очевидно, что он проносится сейчас по мгновению, за которое в городе не останется ничего живого.

За время, когда он спасал Даму, положение Лотова семейства довольно сильно изменилось. Сам патриарх и дочери, кажется, уже осознали, что происходит и, судя по позам, бежали под защиту скал. А вот жена Лота как будто стала разворачиваться к долине. Бхулак едва успел поставить шумера немного впереди убегающей семьи, как истинное время вернулось. Навалившиеся одновременно страшная тяжесть, боль, грохот катастрофы, вой гибнущего города бросили его на колени. Под пламенеющей небесной бездной он дополз до случившейся поблизости узкой расщелины между камнями, рухнул туда и впал в болезненное беспамятство.

Последнее что он слышал, были слова — может, их прокричал Лот, а может, они вспыхнули в меркнущем сознании самого Бхулака:

— День Господа лютый, с гневом и пылающею яростью, чтобы сделать землю пустынею и истребить с неё грешников её!

Много дней — он не знал, сколько — прошло прежде, чем он, дрожа от слабости, спотыкаясь и падая, смог выбраться из расселины. Перед ним предстало зрелище дотла выжженной долины Сиддима, где руины домов, чёрные остовы деревьев, пеплом ставшие трупы людей и животных являли картину воплощённого ужаса. От осквернённой земли к чистым небесам поднимались столбы смрадного дыма. Гарь и сера витали в воздухе так густо, что пощипывало кожу. Бхулак молча созерцал пейзаж прогоревшей преисподней, придерживаясь за соляной столб, удивительно напоминающий человеческую фигуру. Потом повернулся и, пошатываясь, пошёл прочь. В этой жизни он никогда больше не встретился с Лотом и его семейством.

Юго-восточное побережье Анатолии, залив Мирта. 2005 год до н. э.

На ходу он тяжело, со всхлипами вбирал в себя густой солёный запах моря, пронизывающий тут всё. Ещё тут везде были застывшие брызги и клочья пены, сквозь которые ему порой приходилось буквально продираться. Иногда встречалась похожая теперь на неживой полупрозрачный цветок медуза или испуганная полуоглушённая рыба — из тех, которые не успели уйти на глубину при первых признаках бури. А один раз он наткнулся на яркую молнию и осторожно обошёл вскипевшую от удара воду. В отличие от волн, молния двигалась — медленно, но совершенно зримо, словно стекала с облаков, вознамерившись оплодотворить море смертоносной энергией.

Всё это и правда напоминало страшную ночь сто пятьдесят лет назад, когда он нёсся по улицам погибающего Содома — только теперь ему противостояла стихия не огненная, а водяная. А какая разница… И в том, и в другом случае царила непреложность некой высшей воли, противостоять которой не мог ни он, ни даже ни даже его неживой наставник. Её можно было лишь попытаться обойти — чем от теперь и занимался.

И он, и, конечно, Поводырь, и тогда, и теперь сделали всё, что от них зависело. Сто пятьдесят лет назад он по приказу Поводыря убил Фарру, отза Аврама, привел царей в Пятиградье. Потом пришёл к Лоту и обманул его, а Поводырь направил на людей свою небесную скалу. Но что произошло дальше?.. Вернее, Кто в единый миг смешал всю эту грандиозную и изощрённую игру?..