Изучение звуковых сигналов, языка животных, как теперь говорят, позволило ученым расшифровать смысл и важное биологическое значение их для общения отдельных особей друг с другом, детьми, стаей, группой. Звуками животные призывают особей противоположного пола, приветствуют супругов, собирают стаю, оповещают о найденной пище, сзывают детей или призывают родителей, предупреждают об опасности, отпугивают врагов, выражают беспокойство, возбуждение, испуг, ярость, чувство голода, удовольствие, материнские чувства и многое другое. Разумеется, язык животных вовсе не сходен с языком людей. Примитивные звуки, издаваемые животными и полученные ими по наследству от предков, есть не что иное, как проявление их нервно-рефлекторной деятельности, врожденные рефлексы или голосовые инстинкты. В то время как люди, обладающие способностью к абстрактному, понятийному мышлению при помощи слов, сознательно переговариваются о самых различных предметах и явлениях, которые доступны человеческому уму, животные могут лишь перекликаться. Даже говорящие птицы произносят и повторяют заученные слова, не понимая их смысла. Скворца или попугая можно научить произносить слово «атом», но разве они могут понять, что это такое?
Птицы получили свои звуковые сигналы, свои песни по наследству от многих тысяч поколений предков. Ворона от рождения может каркать, но не умеет кукарекать или лаять по-собачьи. Однако многие птицы к своему видовому, наследственному, врожденному репертуару способны добавлять еще и чужие звуки и песни в результате научения или подражания. Некоторые из птиц, способных пересмешничать, могут произносить и слова человеческой речи. Таковы скворцы, индийские майны, попугаи, представители «черной» семьи — вороны, во́роны, галки, сороки и грачи, а также некоторые другие птицы. Кроме попугаев, относящихся к самостоятельному отряду птиц, все остальные говорящие птицы принадлежат к одному и тому же зоологическому отряду воробьиных и к подотряду певчих птиц. Певчие птицы характеризуются особым устройством органов дыхания. У них, оказывается, две гортани: верхняя и нижняя. Причем, именно в связи с особым сложным устройством нижней гортани и наличием в ней большого числа голосовых мышц (обычно их там бывает по 7 пар) и стоит способность птиц к пению, издаванию звуков, а у говорящих — к произношению слов.
Одно время посетители уголка Дурова видели и слышали говорящего ворона. Большая черная птица сидит нахохлившись на жердочке.
— Как тебя зовут? — спрашивает у ворона служитель.
— Ворон, — четко и ясно отвечает птица.
— Как ты хочешь, чтобы тебя звали?
— Воронуша, — отвечает обученный людьми ворон.
При определенном усердии и настойчивости можно выучить произносить слова и грача. В связи с этим мне вспоминается рассказ великого жизнелюба и певца русской природы Михаила Пришвина. Когда-то у него жил ручной грач. Писатель кормил его кашей, приговаривая: «Хочешь кашки, дурашка?» Он хотел, чтобы грач тоже говорил эти слова, но успеха так и не добился. Потом грач обрел свободу. Улетел и не вернулся. Лето оказалось неурожайное. Настало трудное, голодное время. Однажды Пришвин увидел на дереве грача. Все же мясо, белок. Решил поймать его как-нибудь, стрелять было нечем. А грач вел себя странно, почти не боялся и как бы подзадоривал охотника. Тот полез за ним с палкой на дерево. Грач перепрыгнул на соседнюю ветку. Не улетал, но и близко не подпускал. Так повторилось еще раз, еще. Азарт и досада захватили душу голодного человека. Рассердился он на грача, как на врага все равно. А грач вдруг и говорит охотнику: «Хочешь кашки, дурашка?..»
Между прочим, у большинства видов говорящих птиц лучшими учениками являются самцы. Они и в природе больше поют и подражают всяким голосам, а попав к человеку, быстрее обучаются произносить слова.
По мнению Конрада Лоренца, говорящие птицы в отдельных случаях могут научиться произносить человеческие слова после того, как слышали их всего несколько раз или даже один раз. В своей книге «Кольцо царя Соломона» ученый рассказывает о ручной вороне-самце, Гансле, который научился произносить человеческие слова и в этом искусстве мог соперничать даже с попугаями. Гансл свободно летал над селом и по его окрестностям. Часто он надолго исчезал и попадал в различные неприятные для него истории. Однажды Гансл пропадал несколько недель, а когда прилетел вновь, то Лоренц заметил, что у птицы на одной из лап оказался сломанный и неправильно сросшийся палец. Тогда же ученый узнал, как птица получила это увечье. И как ни странно, сообщил ему об этом сам Гансл. Он четко на нижнеавстрийском диалекте, как уличный сорванец, произнес новую фразу:
— Попалась в чертову ловушку!
Где и при каких обстоятельствах Гансл попал в ловушку и как ему удалось освободиться, осталось невыясненным. Но слова, услышанные им в состоянии крайне обостренного восприятия — сразу после того, как он попался в ловушку, — врезались ему в память, и он повторил их, встретившись со своим другом.