Пастушья корона

И ещё им было страшно. Так страшно, как никогда в жизни. Даже сквозь грохот брёвен и рёв воды они слышали пронзительные крики дровосеков. И рядом с ними в воде неслись… в общем, мальчишки старались не присматриваться к тому, что там неслось.

Наконец жёлоб домчал их к горе брёвен. На складе было много людей – огромных сильных мужчин, вооружённых железом. Они были злы на тех, кто испортил им древесину, поэтому собрались и отправились наверх. Оттуда донеслись смех и пронзительные крики, а потом – тишина. Эльфы ушли.

Мельник в деревушке под названием Вонь[49] был человеком набожным. Мельница – огромный, сложный механизм, множество колёс, вращающихся день и ночь в разных направлениях. Мельнику порой снилось в кошмарах (и он надеялся, что этот сон никогда не сбудется), что мельница ломается и хитроумные колёса катятся во все стороны. Но пока колёса вертелись, он жил припеваючи, ведь хлеб-то нужен всем.

Однажды ночью на мельницу заявились эльфы. Они стали забавляться с его мукой, вспарывать мешки. Бросили целый муравейник в зерно, смеялись над мельником.

Напрасно они так.

Мельник взмолился Ому, но, поскольку ответа не было – или, точнее, ответ сам сложился в голове в соответствии с его желаниями, – он дал эльфам забраться в самое нутро мельницы. А потом хитроумные колёса с рокотом пришли в движение, и незваные гости оказались окружены железом. Прекрасным холодным железом, движущимся размеренно и неумолимо, как шестерёнки в часах.

А мельник запер все двери. Крики раздавались до утра. Когда друзья потом спрашивали мельника, как ему удалось разделаться с эльфами, он отвечал:

– Ну, мельницы Вони мелют медленно, но очень, очень тонко.

А в Скользкой Лощине старая мамаша Григгс проснулась со спутанными в сплошной колтун волосами. Постель её была полна колючих семян чертополоха. А юный эльф заливисто хохотал, глядя, как молодая корова, которую он оседлал, в изнеможении падает на колени…

А в Ломте старый ворчливый торговец втолкнул нагруженную тележку – его единственное средство к существованию – на рынок, распевая:

– Кушайте капусту, и будет гоблинам пусто! Налегайте на порей – эльфы сдохнут поско… Аргх!

А у подножья Овцепикских гор юная девица по имени Элси почувствовала, как чашечка цветка щекочет её под подбородком, и выпустила руку своей маленькой сестрички. Малышка побрела дальше без присмотра и свалилась в реку, а Элси, забыв обо всём на свете, с обожанием глядела в бездонные глаза отцовского осла[50]. В это же время неосторожный путник забирался всё глубже в чащу, танцуя под неумолчную эльфийскую музыку, а эльфы скакали вокруг, насмехаясь над его бедой.

А Кышбо Гонимый[51] – бог всех маленьких пушистых созданий, обречённых стать чьей-то жертвой, – съёжился под кустом, когда трое эльфов затеяли кровавую игру с семейством кроликов.

Глава 14. Повесть о двух королевах

Тиффани принесла Белладонну, сделавшуюся очень маленькой и жалкой, на отцовскую ферму, спрятав её под плащом, и устроила на старом сеновале. Фигли остались сторожить.

– Тут чисто и тепло, – сказала Тиффани. – И никакого железа. Я буду приносить тебе еду.

Она строго посмотрела на Фиглей – вид у них был хищный. Ещё бы, эльф, один-одинёшенек, останется в их полном распоряжении. Что они могут сотворить?

– Явор, Чокнутый Крошка Артур, Громазд Йан! Я пойду принесу снадобье, чтобы промыть раны Белладонны. Не прикасайтесь к ней, пока меня не будет. Понятно? – спросила она.

– Ах-ха, хозяйка! – жизнерадостно откликнулся Явор Заядло. – Шлындрай себе, мы эту чучундру уж постерегнём. – Он зыркнул на Белладонну: – А ежли ты, эльф, мал-мал рыпнешься, дык мечи при нас! – И он погрозил ей своим клинком, так что стало ясно – Большому Человеку не терпится пустить его в ход.

Тиффани повернулась к Белладонне:

– Я – карга холмов, и Фигли меня слушаются. Но они не любят ни тебя, ни твой народ, так что лучше тебе вести себя хорошо, эльф. Или я тебе это попомню.

Сказав так, она «пошлындрала» прочь, но очень-очень быстро, поскольку мало доверяла эльфийке и ещё меньше – пикстам.

Вернувшись, она обработала раны Белладонны, и с каждым прикосновением та будто расцветала, делалась красивее и красивее. В воздухе разлилось сияние, всё вокруг будто покрылось сахарной глазурью. «Я ли не прекрасна? – будто бы говорило это сияние. – Я ли не умна? Я – Королева эльфов!»

Тиффани почувствовала, как меняется её собственное самоощущение, но она была готова к этому и подумала: «Ну уж нет, меня этим не проймёшь!»

– Не смей пробовать на мне свои эльфийские штучки, мадам! – прикрикнула она.

Но эльфийская магия всё равно крадучись просачивалась в неё – так рассветные лучи тихо и поначалу почти незаметно разливаются по небосклону.

– Не суйся ко мне со своими чарами! – завопила Тиффани.

И тут ей вспомнился пастуший счёт, которому её научила матушка Болен: «Йин, тон, тетра!» Тиффани стала считать про себя, снова и снова, и напев старинных слов помог ей вернуть власть над собственным разумом.