– Когда княжеские псы прискачут сюда, ори так же громко, – велел ему атаман, взяв поводья, – не то они захотят осмотреть часовню! И пол простукают.
– Не волнуйся за свои деньги! Про то, что я – честный человек, сам Мономах знает!
Разбойники ускакали. Прежде чем вызволить всех из подпола, поп решил осмотреть окрестности. Встав ногами на сруб колодца и покрутив головой, он возблагодарил Бога за свою мудрость. На северном горизонте уже виднелся второй отряд верховых. Было их не менее полусотни. Спустя несколько минут попу стало ясно, что это – княжеские дружинники. А ещё через полчаса они с превеликим шумом подъехали, осадили коней своих у колодца и также спешились, чтобы их напоить. Все перекрестились на купол степной часовни. Отвесив воинам три глубоких поклона, поп одним махом всех их благословил, опять взял ведро на звонкой цепи и стал наполнять корыто.
– Ну, святой праведник, отвечай, – с шутливой угрозой приблизился к нему Ратша, который был предводителем, – ты разбойников много сегодня видел?
– Разбойников?
Удивление честного человека было таким огромным, что он присел, выронив ведро. Потом закрестился.
– Спаси меня, сохрани, Царица Небесная! Да о чём ты говоришь, сотник? Каких разбойников? Как я мог их сегодня видеть? Да и вчера? Да и когда-либо? Разве они, поганцы, не знают, что если я вдруг увижу их – прокляну! Что им делать здесь? Они за пятьдесят вёрст меня объезжают!
– Да ладно, ладно, не плюйся! Я пошутил. Наполняй корыто.
Пока священнослужитель, что-то рассерженно бормоча, громыхал ведром, два добрых молодца по сигналу сотника незаметно вошли в часовню, и, оглядев её быстро, вышли. Усталые скакуны утоляли жажду долго и жадно, храпя ноздрями широкими. Степной поп раз десять подливал воду в корыто.
– Много ли путников проезжало нынче мимо твоей часовенки? – спросил Ратша, – или, может быть, ночью кто-нибудь проезжал? Или проходил?
– Да, ночью трое калик перехожих в сторону Киева шли, а днём скоморохи с бубнами и с медведем в другую сторону направлялись, – ответил поп, не хуже коней раздувая ноздри, – а что?
– А ты скоморохов тех раньше видел?
– Да, видел, и не единожды. Знаю их. А кого вы ищете-то?
– Да ищем мы, поп Кирилл, беглого раба. У тысяцкого Екима убежал раб-сарацин. Он очень опасен. Если услышишь чего, дай знать.
– Свят, свят! – опять закрестился поп, выпучив глазища, – вот уж поистине страсть невиданная, беда небывалая! Беглый раб, да ещё поганый! А что ж вас всего полсотни-то?
– Так ведь слишком много дорог на Руси, – сделав два глотка из ведра и вдев ногу в стремя, объяснил Ратша, – по каждой полк не отправишь!
Взявшись рукой за луку седла, он сел на коня. Все его ребята, утолив жажду, последовали его примеру. Весело поглядев друг на друга, а после этого – на попа, они хором крикнули:
– Будь здоров, святой патриарх Кирилл!
– Скачите отсюда, черти! – строго затопал ногами поп, – ишь, озорники! Ишь, кощунники!
Всадники, хохоча, дали коням шпоры. Когда они скрылись из виду, Кирилл выпустил на свет божий своих подельников. А Евпраксия выйти не пожелала. Ей не хотелось видеть вольную степь, в которой она оказалась узницей. Это было для неё более мучительно, чем лежать в каменном подвале, на старой бараньей шубе, и плакать, прикрыв лицо широким воротником. Её, впрочем, развязали. Дыру подвала оставили приоткрытой, однако Ульф приказал сидеть рядом с ней двум братьям-турчинам и не зевать. Оба половчонка влезли опять на дуб, а Ульф и Кирилл стали обсуждать, сможет ли последний, когда станет патриархом, объединить Восточную христианскую церковь с Римской.
Часа через полтора один из мальчишек заорал:
– Всадник!
Но, не успели все всполошиться, как другой крикнул:
– Это патрикий Михаил Склир! Он скачет сюда один!
– Да точно ли это он? – усомнился Ульф, пристально взглянув на северный горизонт и с очень большим трудом различив в волнах ковыля наездника.
– Это он! – заверили его оба. Но викинг вскоре и сам уж узнал патрикия. Мальчуганы увидели его поздно – видимо, заболтались.
Когда патрикий, подъехав, спрыгнул с коня, Кирилл напоил последнего и ушёл в часовню, чтоб не мешать разговору двух своих нанимателей. Те уселись на три охапки травы, прежде подтащив их к огромному валуну около дороги. Одна из его сторон кое-как давала возможность облокотиться.
– В каком она настроении, ярл? – спросил Михаил, разглядывая колодец, часовню, череп и дуб. Место показалось ему более чем мрачным, хоть солнце светило ярко, а степной ветер наполнял грудь пьянящей медовой свежестью.
– В превосходном, – ответил на вопрос Ульф. Патрикий взглянул на него сердито.
– Ты шутишь?
– А ты мне задал этот вопрос серьёзно? Тогда попробуй как-нибудь провисеть головою вниз и с кляпом во рту почти сутки кряду!
– Извини, Ульф! Я часов двенадцать скакал галопом, почти не делая остановок. Поэтому задаю странные вопросы. Зачем ты вставлял ей кляп?
– Она начала предлагать твоим слугам деньги. И это было опасно.
– Она в подвале сейчас?
– В подвале.
– Плачет?
– Наверное. Впрочем, ты можешь к ней спуститься и поглядеть.
Но Михаил Склир испуганно замотал головой.