– Вот ответьте мне, если Бог есть, то почему он позволил сгореть миллионам детей в пожаре Великой войны? Почему он позволил матерям душить своим младенцев, а убийцам не получать кару за свои преступления? Почему наводнения и землятресения каждый год убивают столько людей, что из их тел можно составить лестницу до самых Небес?
– На все воля Божья и только ему ведом замысел…
– Замысел? Разве Бог замасливал сотни миллионов смертей, подобно какому-то маньяку, чтобы после делить с дьяволом души умерших, как выигрыш за покерным столом?
– Неисповедимы пути Господни, он хочет испытать нас, чтобы укрепить веру…
– Дерьмо! Все это дерьмо! Вы должны меня успокоить, сказать, что через несколько минут я отправляюсь на небеса! Ааа! – плача, прокричал умирающий.
Старик Филч выгнулся дугой, словно через его тело пропустили электрический ток. Руки свились узлами, а костистые худые ноги забили по кровати.
«Началось» – подумал Амброз.
Он уже видел смерть и как никто другой понимал насколько она многоликая. Некоторые уходили на тот свет в умиротворении и покое, зная, что вскоре перед ними распахнуться врата Рая, и ангелы сопроводят их в небесные сады к вечной жизни. Другие уходили с трудом. Цепляясь, борясь за каждую лишнюю секунду на этом свете даже, когда их организм уже отказал, и душа держалась в теле лишь благодаря одной воле и желанию жить.
Пастор схватил старика за плечи, пытаясь удержать бьющееся в агонии тело. Конвульсивные судороги скручивали конечности, выворачивали внутренности, глаза вылезали из орбит, а зубы скрипели под натиском смерти.
– Помогите мне, пастор, помогите! Я не хочу уходить, если там ничего нет!
– Господь скоро примет тебя в своих объятиях… ты будешь спасен и обретешь вечную жизнь… – бормотал Амброз.
Мистер Филч завопил. Страшно, зло, протяжно, словно волк, отгрызающий себе лапу. На его губах выступила пена, а глаза окончательно закатились, и были видны лишь сухие белки, покрытые мутной пленкой.
Тело старика стало успокаиваться. Мышцы расслаблялись, руки и ноги опускались на мятые простыни, скрученные пальцы, в судороге схватившие шею Магнера, поникли и опали.
«Конец?» – подумал Амброз.
Он проверил пульс на шее старика и с удивлением обнаружил, что жилка все еще бьется. Слабо, едва ощутимо, но бьется.
– Пастор… – Гарри Филч открыл глаза. Его зрачки прояснились и теперь он смотрел на Магнера. Сухие, потрескавшиеся губы шевелились, произнося последние слова в его жизни.
– Да, сын мой, – Амброз взял ладонь умирающего в свои руки и легонько сжал. В глазах старика он разглядел необъятный ужас, такой ужас, что породить его могло лишь сознание человека, стоящего у порога смерти, и полностью отдающего себе отчет в том, что спасения нет.
– Мне страшно, пастор… спасите мою душу, я не хочу сгинуть в забвении, ведь там ничего нет… я уже вижу темную бездну, разверзшуюся надо мной… и она тянет меня к себе в свои черные объятия.
– Я…я…
Старик вновь заорал и забился в судорогах. Амброз по прежнему сжимал его руку, слезы катились по его щекам.
Спустя несколько секунд Гарри Филч последний раз дернулся, глубоко вздохнул и умолк навсегда. Его лицо застыло в безумной маске гнева, страданий и безмерного ужаса. Рот сведен, что делало его похожим на гротескные изваяния древних скульпторов, глаза широко раскрыты и устремлены в пустоту над ними, каждая мышца была скручена невыносимой болью, и боль физическая была далеко не главной.
Магнер не помнил как покинул дом. Он очнулся лишь когда оказался посреди темной улицы Лима. Луна скрылась за облаками и тьма полностью властвовала над всем, накрыв пейзаж вокруг непроглядной вуалью тени. Уже на расстоянии вытянутой руки с трудом можно было различить силуэты домов, и Амброз брел вперед, не разбирая дороги, словно вновь был потерян и искал спасения во мрачных переулках Нью-Йорка. На душе было горько и тошно, если бы он совершил поступок, которого будет стыдиться всю жизнь.
«Но я ничего не сделал, я ничего не мог изменить» – Магнер пытался выбраться из ямы, в которую почти провалился. Сейчас все его естество болталось над пропастью, цепляясь лишь за тонкие корни кустарника, растущего над обрывом.
«Вот именно, что ни сделал! Люди на тебя надеются, а ты можешь лишь кормить их пустыми речами и ложными обещаниями!»
Амброз рухнул на колени. Пыльная дорога с острыми камешками болезненно резала плоть, но ему было все ровно. Ни хотелось ничего делать, ни хотелось ничего говорить ни самому себе, ни кому бы то ни было другому. Лишь одно желание обуревало его разум в ту минуту – лежать на земле пока звезды не погаснут, или весь мир не провалится туда, куда всего несколько минут назад отправился Гарри Филч.
Внезапно в нескольких метрах от него вспыхнул огонек. Маленькая искорка со временем окрепла и переросла в ровное красное свечение. Над этим свечением пастор заметил Альфреда Соломонса. Сухопарые тонкие пальцы обхватили длинную деревянную трубку, а комок морщин, бывший для него лицом, с удовольствием выдохнул комок серого дыма.