Пастырь Добрый

   Его провели в комнату Батюшки, попросил немного подождать, т. к. Батюшка был чем–то занят. Оставшись один, М. Д. стал оглядывать комнату. На глаза ему попалась маленькая баночка варенья, стоявшая на подоконнике. На баночке была наклеена бумажка с надписью: «Дорогому Батюшке». У М. Д. пробежала мрачная мысль: «Однако… Попик–то хорошо живет, когда в голодное время варенье ест». И разом все доверие к Батюшке пропало. «Такой же, значит, как и все». В эту минуту в комнату стремительно вошел Батюшка. «Так, значит, — сказал он с благостной улыбкой, — этому старику не стоит доверять, раз он варенье ест?» С этими словами он как будто взял все сомнение и недоверие М. Д. и выбросил в окно, и стало легко и хорошо.

   М. Д. сделался преданнейшим духовным сыном о. Алексия. (Это он–то и взялся защищать о. Алексия от самого себя после награждения крестом с украшениями).

***

   Воспитывая в жизни духовной, Батюшка любил, чтобы внешне человек не изменялся, оставался таким как был. Нужно смиряться, нужно иметь почтение к старшим, можно говорить слова «простите», «благословите», а в остальном надо оставаться таким как прежде. «Не одежда делает монаха», — говорил он.

   Он требовал внешней и внутренней подтянутости, приучал не только на исповедь, но и на откровение помыслов приходить, собравшись с мыслями и чувствами, подготовившись. Всегда заметит, если войдешь рассеянным, и делается строже. Внимателен бывал Батюшка и к тому, чтобы все на тебе было чисто и аккуратно. Заметит булавочку вместо пуговицы: «А это что такое? Булавочка? А тут должна бы быть пуговичка. Придется обратить внимание на твои пуговички».

   Приучал Батюшка постепенно к тому, чтобы жить, обдумывая, что хорошо и что плохо. Жить, а внутренно «ходить» осторожно. А если что пропустишь по невнимательности, не заметишь чего, сам вытащит наружу и станет ясно, где прозевал и что в тебе сидело.

   Если человек приходил с бурей в душе, Батюшка его никогда тут же не укорял и не вменял ему его проступка. Он уходил обласканный и с легким сердцем. Но когда тот же человек приходил к Батюшке в спокойном состоянии духа, Батюшка бывало выставит перед ним его грех так, что не почувствовать или забыть это было невозможно.

   Волна всевозможных исканий в 1920–х гг. была так велика, что захватывала даже и уважавших Батюшку о. Алексия его духовных детей–священников и неприметно для них заводило их в сети суемудрия и заблуждения, стоило им только последовать самим себе. В квартире одного священника начали собираться некоторые видные московские пастыри для обсуждения разных вопросов церковной практики. Прежде всего было решено обсудить во всех подробностях «Учительное известие», приложенное к иерейскому служебнику, которое обычно прочитывалось рукополагаемым при посвящении его в иереи, а потом уже редко кто в него заглядывал. Некоторые из участников этих собраний выражали желание обсудить Литургию, чтобы не только самому благоговейно совершить безкровную Жертву, но чтобы все время при совершении Литургии держать в молитвенном напряжении сердца мирян, часто не понимающих и не сознающих, что они участвуют в совершении великого Таинства.

   Священник, на квартире которого происходили эти собрания, был духовным сыном Батюшки. Он сообщил ему о данном начинании.

   — Зрящее вы это дело затеяли, — воскликнул Батюшка с обычной своей живостью. — Совсем этого не нужно теперь. В переживаемое нами время, когда иссякает христианская любовь, когда вся окружающая нас атмосфера насыщена злобою, — пастыри прежде всего должны думать о том, чтобы всюду сеять семена любви, и призывать к ней верующих [57]. И во время совершения церковных служб, и во время произнесения проповедей прежде всего иметь эту цель, чтобы необходимость для христианина заповеди Христовой об упрочении любви между людьми была для всех ясна. Вот это действительно нужно, а не решать вопрос, — как стоять священнику во время Литургии пред престолом и какие соблюдать формальные требования «Учительного известия». Ведь мы — христиане — «надзаконные» люди, а не «подзаконные». И бывают моменты, когда в жертву любви нельзя не принести соблюдения установленной формы.

   Заключил Батюшка свои слова обещанием, что он непременно приедет на одно из этих совещаний в ближайшую пятницу.

   О. Алексий действительно приехал и развил перед собравшимися пастырями ту же мысль о задаче священника в переживаемое время и добавил: «Давайте лучше сделаем так: я приеду к вам послужить, вы приедете к нам на Маросейку, вместе помолимся и будем в постоянном общении, дабы нам всем прежде всего осуществлять заповедь Христа о любви».

   Когда Батюшка уехал, все признали, что все высказанное о. Алексием, конечно, правильно и ничего нельзя против этого возразить, но раздались голоса, что тем не менее не следует оставлять в забвении и прежде поставленных задач и что разрешение их никак не может помешать укреплению в людях христианской любви. Совещания решено было продолжать.