Пастырь Вселенной

— Но я остаюсь твоим другом, насколько могу, Владимир. Спасибо тебе — мне было с тобой очень хорошо, правда, без натяжек. В стене, там, где лежал розовый обруч, обучивший тебя анданорскому, ты найдешь синий обруч, запертый паролем. Пароль 5-8-0-3 — ты уже знаешь наши символы. Рядом, в коробочке, таблетки, при помощи которых я сделала в отношении тебя эту подлость. Если захочешь улететь — выпей часовую, маленькую таблетку, активируй обруч, и ты будешь знать, как пользоваться космолетом. Если же ты захочешь совсем покинуть этот жестокий мир, где каждый по-своему прав и при этом все приносят друг другу лишь боль, выпей три большие, двенадцатичасовые таблетки, такие, что я дала тебе во второй раз. Смерть будет почти приятной и неотвратимой. Я сдамся властям сегодня вечером, вечером того дня, когда моя кулямба опять зацвела белыми — ты уже, наверное, и сам успел увидеть — цветами. У меня была мысль дождаться момента, когда распустятся бутоны, но ты уже начал возвращаться в сознание, и я подумала, что не имею права рисковать своим подлым, эгоистичным выбором. Ведь каждый в конечном итоге делает то, что считает выгодным для себя. Вот и ты не стесняйся.

Лея ненадолго задумалась, а потом сказала:

— Ну а в дом, где мне было так хорошо с тобой, нагрянут с обыском грядущей ночью. Можешь остаться, но, боюсь, тебя будут пытать или сделают еще что-нибудь очень нехорошее, наподобие хокса. Да, ты, пожалуйста, запомни, запиши пароль для синего обруча — 5-8-0-3, Пять, Восемь, Ноль, Три — это послание уничтожится сразу, как только закончится. Впрочем, я все предусмотрела — после действия таблетки ты запомнишь сказанное мною почти дословно. Прости и за это.

Лея вдруг перевела взгляд в сторону Володи — конечно, случайно, просто тогда она устала смотреть в одну точку. Однако Володя, сам не зная зачем, словно мог предположить, что все это один неимоверный розыгрыш, протянул руку в попытке коснуться Леи. Разумеется, ладонь скользнула сквозь.

— Да, теперь о вчерашнем, — добавила Лея так, будто собиралась сказать о чем-то совсем уже незначительном. — Я дала тебе часовую таблетку и бегом бросилась на тот холм, куда мы с тобой, будто специально, чтоб ветру было удобнее разнести заразу, положили подарок от Зубцова. Мы не оставили его на Земле, не выкинули в космосе — представляешь, какие идиоты — впрочем, что говорить, твой полковник просто переиграл нас обоих. Ну вот, я нашла фрагменты корпуса, телефончик явно разорвало изнутри. Я вернулась домой, и тут в новостях передали, что генетическая структура вируса однозначно выдает его земное происхождение. У меня была мысль, конечно, лизнуть, к примеру, остатки этого «устройства связи», но, знаешь, я все-таки такая трусиха, что для меня это слишком. Когда я явлюсь с повинной, мне, как аристократке, назначат сладкий газ — смерть тихую и почти приятную. А заболеть земной, или стингровой лихорадкой, — для меня уже перебор. Я же говорила тебе уже, что я эгоистка. И потому, кстати, — на лице у Леи вдруг заиграла почти настоящая, почти прежняя улыбка, — я не смогу себе отказать в одной маленькой, предсмертной, можно сказать, радости. АРТА АН АЛОРЭ, мой милый. Вот такая вот я гадость. АРТА АН АЛОРЭ.

И все. Образ Леи исчез, будто это был призрак или галлюцинация. Володя даже не понял, какое устройство его генерировало, где оно, собственно, находилось… Владимир не рыдал сейчас, не крушил все вокруг — он лег на то место, где только что лежало голографическое привидение, и с глупой полуулыбкой не думал ни о чем. У него как-то перегорело, перекипело все. Нечем было больше буянить или плакать. Все ресурсы были истощены, баста. И мыслей тоже не было, одна лишь только начинала вращаться порой, как сверло в зубе: «Но ведь кулямба расцвела розовым… ах, как жаль, что ты не досмотрела, милая Лея, как жаль…» И почти, не дословно, из Андерсена: «В квартирке у бабушки, на подоконнике, розовый куст покрылся алыми цветами, но не было Герды, чтобы, хлопая в ладоши, радоваться ему». И еще, на отвратительный шарманочный мотив: «Ах, мой милый Августин, Августин, Августин, ах, мой милый Августин, все прошло, все…»

* * *

А потом Владимир, не помня себя, бродил по окрестностям и звал Лею, как зовут потерявшегося щенка или кошку.

— Лея! — кричал он, не думая о том, слышат его люди или нет, что они подумают или сделают, услышав его крики. Он даже не заметил толком, встретился ли ему хоть кто-нибудь. Воздух действительно был насыщен пьяным ароматом белых кулямб, распустившихся по окрестностям. Может, еще и от него Володя почти не помнил, где он был в тот день, где пытался отыскать свою несчастную жену. — Лея! — кричал он, даже не задумываясь, что он скажет или сделает, сумей он ее обнаружить. — Лея! — продолжал он звать в пустоту, и голос его сперва охрип и исчез, а потом, словно второе дыхание объявилось какое-то, и он мог опять кричать: — Лея! Лея!! Лея!!!