– Погоди. Я искал тебя не ради этого. Вернее не только ради этого. Госпожа Венейг… она просила найти тебя, чтобы попросить прощения. Она хочет хоть немного загладить свою вину и предлагает тебе любую помощь, понимаешь? И… она хочет, чтобы ты была счастлива.
Да она этого всегда хотела. Они этого все хотели. Тетушка, дядюшка, кузина Лэйси. Чтобы я была счастлива. Среди приёмов, салонов и чаепитий. И душных прогулок в коридорах у замшелого короля Дайрана Восемнадцатого.
Мы тебя переделаем, вывернем твое нутро, а ты потом будешь так благодарна и счастлива по нашим рецептам, деточка.
– Передай ей, что я зла не держу. И что я счастлива.
– Что?
Поднимаюсь, выскакиваю из загона, пока Его Светлость не перебудил своими орами яприлят. И ещё полпитомника. Иду себе по дорожке с прицепившимся хвостом – рыжим и возмущённым.
– Мелони… ты что, всерьёз? Ты не хочешь даже увидеться с ней… поговорить с ней, успокоить её?
– Ты и успокой. У меня это плохо выходит.
– Дом Драккантов…
– В вир болотный. И дом Венейгов туда же.
– Мелони, она больна…
– Она больна, дядька помер, я поняла.
При мысли, что придётся тащиться обратно в поместье Вейгов, слышать бессвязный бред тетки, улыбаться ей и давать обещания на смертном одре – чуть не выворачивает.
– Можешь её в лобик поцеловать. Денег её мне не надо, так и скажи. Слушай, ты вообще долго еще за мной таскаться собираешься, а? Работы куча.
– Мелони…
Торможу у загона серной козы и разворачиваюсь, стиснув кулаки.
– Я должна обрыдаться от счастья и на шею тебе кинуться? Ты приперся от чертовых Венейгов! Я оттуда мечтала убраться – и убралась, а ты припёрся и тащишь меня назад. И затираешь мне про Права Рода, тётку и всё эту дичь, да мне наплевать на это всё! И на тётку, и на кузину, и особенно – на Права Рода, не собираюсь я туда возвращаться!
Орать не ору, а то звери взволнуются. Шиплю слова в растерянное лицо из прошлого, мантикоры бы его взяли.
– Попробуешь меня туда силком затащить или под снотворным – я тебя…
– Ткнёшь ножом, – подсказывает Морковка. – Я не настолько забыл, какая ты.
Бракованный товар – так, вроде, говорила мамаша Оттона-подонка, когда приходила к тетке обсуждать помолвку.
Только вот Его Светлость таращится в осеннюю темноту с паскудным романтичным обожанием. Всем своим видом говоря: у-у-у-у, я ни за что тебя не оставлю, сколько ни отталкивай, и вообще, ты вся в моем сердце.
От этого прямо жутко.
– И думать забудь насчет свадьбы, ясно? Не собираюсь за тебя… вообще не собираюсь. Наплюй на свой… что у тебя там, обет? Хочешь – можешь жениться хоть на Арианте, понял?
– Н-на королеве Айлора?!
– На нашей серной козе.
Проснувшаяся Арианта требовательно бодает загон изнутри. Я пытаюсь пойти дальше. Принцесска загораживает мне путь. С праведногневным выражением на лице.
– Ты что, меня не слышишь? Сестра твоего отца умирает и хочет только проститься с тобой. Твой род и род Венейгов – два самых знатных рода Крайтоса – могут рассчитывать только на тебя! Я наконец-то нашёл тебя через шесть лет – а ты отсылаешь меня обратно? Что с тобой такое, Мелони?! Это из-за… этой женщины?
Принцесска – знатный чушеносец, только дай ему волю – заговорит меня до смерти. Правда, он малость обалдевает, потому что мимо него неспешно проходит Морвил. Его Светлость провожает его хвост взглядом.
– Это что… алапард? Нет, Мелони, постой. Я шесть лет тебя искал, нахожу в этом ужасном месте… И ты заявляешь мне, что тебе на всё плевать и ты счастлива? И думаешь – я этому поверю? Единый, как ты вообще очутилась в этом месте… и в этом виде?
Это он про причёсочку, видать. Или, может, про шрам. Да не, еще на куртку таращится. И на заляпанные грязью сапоги.
Прекрасную деву, кажись кто-то заколдовал и превратил в чудовище. Срочно требуется расколдовывающий поцелуй. Вон, Рыцарь Морковка уже и вперед подался. Вдруг, если меня чмокнуть, я вся просияю красотой, прозрею, заору «К мантикорам питомник!» и стану настоящим Драккантом.
– Я сюда пришла сама. А теперь отойди с дороги, пока я тебе не прописала как следует.
Протискиваюсь мимо, иду к мантикорьему загону.
Можно было бы ему рассказать, конечно… только вот что он поймёт.
А ещё от этой памяти у меня вечно башка гудит. Потому что и тогда она у меня прямо раскалывалась.
И ноги вязли в грязи, когда я шла от вира с волчонком на руках.