Церковь Христова «столп и утверждение истины» (1 Тим. 3,15). Она имеет в своей истории неисчислимые опыты духовных подвигов, представляющих воплощение в жизнь учения Христова. Она в течение тысячелетий боролась с различными ересями, видела и самые разнообразные направления духа времени. Как гранитная скала, незыблемая пред непрестанным яростным напором морских волн, Она видела у своих ног крушения многих кораблей, не управляемых единым Кормчим, Которому «ветры и море повинуются» (Мф. 8,27). Здесь в Церкви верующий получает твердое настроение, прямолинейные убеждения, цельность мировоззрения, способность распознавать и испытывать всякое явление в мире мысли и жизни; словом, все, что делает человека глубоко убежденным, опытно умудренным, светло и ясно настроенным, дает Церковь.
Православие показуется, а не доказуетсяТолько опираяясь на непосредственный живой религиозный опыт, можно обозреть и оценить духовные сокровища Церкви. Подвижники церковные живы для живых и мертвые для мертвых. Для потемневшей души лики святых угодников темнеют, для параличной тела их застывают в жуткой неподвижности. Разве неизвестно, что кликуши и бесноватые боятся их? И не грех ли перед Церковью заставляет боязливо коситься на нее? Но ясные очи по–прежнему видят лики угодников Божиих сияющими, как «лице Ангела». Для очищенного сердца они по–старому приветливы, как и в старь они вопиют и взывают к имеющим уши слышать…
Можно спросить, почему чистая непосредственность народа невольно тянется к этим праведникам? Почему у них народ находит себе и утешение в немой скорби, и радость прощения, и красоту небесного празднества?
Не обманываюсь я. Знаю твердо, что зажег я себе не более как лучину или копеечную свечечку желтого воска. Но и это дрожащее в непривычных руках пламешко мириадами отблесков заискрилось в сокровищнице святой Церкви…
Многими веками изо дня в день собирали сюда сокровища: самоцветный камень за камнем, золотая крупинка за крупинкой. Как благоуханная роса на руно, как небесная манна выпадала здесь благодатная сила озаренной души. Как лучшие жемчужины ссыпались сюда слезы чистых сердец. Небо, как и земля, многими веками делало тут свои вклады. Затаеннейшие чаяния, сокровеннейшие порывы к богоуподоблению, лазурные после бурь наступающие минуту ангельской чистоты, радость богообщения и святые минуты острого раскаяния, благоухание молитвы и тихая тоска по небу, вечное искание и вечное обретение, бездонно–глубокие прозрения в вечность и детская умиренность души, благоговение и любовь, и любовь без конца…
Текли века, а это все складывалось здесь, накапливалось и хранилось. И каждое мое духовное усилие, каждый вздох, слетающий с кончика губ, привлекает мне на помощь накопленный здесь залог благодатной энергии. Невидимые руки носят меня по цветущим лугам духовного мира. Неисчислены, несметны, неописуемы духовные богатства Церкви. И мне можно взять часть их для себя, для своей пользы, могут ли глаза не разгореться? Жадность разбирает меня, я хватаю первую попавшуюся пригоршню. Я даже не посмотрел, что это алмазы или смарагды, или быть может, нежные маргариты?…
Церковность вот имя тому пристанищу, где умиряется тревога сердца, где успокаиваются притязания рассудка, где великий покой нисходит в разум.
«Пусть ни я, ни другой кто, говорит П. Флоренский, в полноте не мог определить, что есть церковность. Самая эта неопределимость церковности, ее неуловимость для логических терминов, ее несказанность не доказывают ли, что церковность это сама жизнь, особая, живая жизнь, данная людям»[32]
.Церковность есть Тело Христово, полнота, наполняющая все во всем (Еф. 1,23). Она есть та Богочеловеческая стихия, из которой, так сказать, сгущаются и выкристаллизовываются чинопоследования таинств, формулировки догматов, канонические правила и отчасти даже текущий, временный уклад церковного быта. Где нет духовной жизни, необходимо нечто внешнее как обеспечение церковности. Определенная личность, папа или система кардиналов, вот критерий церковности для католика. Определенная вероисповедная формула, символ или система формул, текст Писания, вот критерий церковности для протестанта. В конечном счете и там и тут решающим является понятие. Но, становясь высшим критерием, понятие тем самым делает уже не нужным всякое проявление жизни.
Итак, церковность это новая жизнь, жизнь в Боге, полнота жизни в ограде церковной. Спрашивается, какой же критерий правильности этой жизни? Красота. Да, есть особая красота духовная, и она неуловима для логических формул. Старцы духовные «набили руку» в распознании доброкачественности православной духовной жизни. Вот почему для всякого, желающего понять православие, есть один только способ зажить православно, стать настоящим православным человеком, окунуться разом в самую стихию православия.