Паткуль. Неистовый лифляндец

…Колебания короля Августа и обстановка в Польше несомненно не могла не удручать Паткуля. Всё чаще и чаще Паткуль обращал свои взоры на восток, к русскому царю. События развивались таким образом, что Россия могла оказаться единственной державой, достойно противостоявшей Швеции. Раз он перестал быть нужным Августу, то будет несомненно востребован Петром Первым. Царь как раз проводил реформу своей армии, и бывший шведский капитан мог оказаться ему весьма полезным. Он хорошо знал, что с учётом своего опыта и разносторонних способностей мог пригодиться Москве не только в военном деле – именно таких людей царь приглашал в Россию. Не вызывает сомнения, что ещё в Биржах Паткуль стал задумываться над своим будущим и не исключено, что «птенец» царя канцлер Ф. Головин уже тогда положил на него глаз.

Паткуль подал королю прошение об отставке, и Август немедленно его удовлетворил. Похоже, что король был рад избавиться от человека, втянувшего его в лифляндскую авантюру. Паткуль был удобным «мальчиком для битья», и на него можно было свалить все неудачи и ошибки. Прежде чем покинуть Варшаву, Паткуль нанёс визит царскому послу князю Григорию Долгорукову. С послом у него сложились добрые отношения, хотя общаться приходилось через переводчика. Паткуль при встрече с князем не стал сразу предлагать себя на русскую службу, а просто рассказал, что «устал от службы у Августа» и намеревается искать себе другое занятие. Умному этого полунамёка оказалось достаточно – князь Григорий тут же отправил Головину донесение о том, что Паткуль свободен.

Во второй половине сентября Паткуль уехал в Бреслау (Силезия) и на какое-то время затаился в этом городке, ограничив круг своего общения – исключительно заочного – лишь самыми верными и надёжными друзьями. На новом, переломном для себя этапе нужно было подумать и привести свои мысли в порядок. Думается, что это убежище было выбрано не без участия графа Х. Штраттмана – город находился на территории Австрийской империи, и Паткуль мог чувствовать себя там в относительной безопасности. Граф даже обратился к своему венскому начальству с просьбой оказать изгнаннику Паткулю протекцию, но никакой реакции из Вены не последовало. Судя по всему, императору было не до какого-то эмигранта – все его помыслы были связаны войной с Францией. Тогда Паткуль предпринял попытку повлиять на венский двор через влиятельного датского посла в Вене Кристофа Урбиха и попросил своего друга Моро в Копенгагене замолвить о нём – вероятно, у графа Ревентлова – слово. Чувствуется, что Антуан Моро не даром обретался при дворе датского короля, потому что слово было замолвлено, и к Урбиху в Вену поступило указание посодействовать в отношении Паткуля. К. Урбих взялся за дело с присущей ему честностью и обязательностью, и скоро на имя хауптмана города Бреслау из Вены поступило указание взять Йохана Рейнхольда Паткуля под особую защиту. Не нужно было иметь подданство и деньги – добрые друзья заменят и то и другое!

О. Шёгрен и некоторые шведские историки камня на камне не оставляют от личности Паткуля, представляя его как мелкого авантюриста, жалкого карьериста, отпетого негодяя и презренного изменника, преследовавшего только свои собственные интересы. Им явно изменяет чувство объективности. Защищая свою историю, оправдывая действия славного «солдатского» короля, они настолько увлекаются очернительством лифляндца, доставившего действительно много неприятностей их стране, что вызывают у их читателей законное подозрение. Действительно, если Паткуль был таким, как его описывают шведы, то как объяснить, что, находясь в эмиграции, ему удалось приобрести так много друзей и поклонников в самых высоких сферах Саксонии, Польши, Австрии, Дании, Пруссии, России и Голландии? Только ли благодаря своим грандиозным планам по сокрушению Швеции, которых самих по себе было достаточно, чтобы приобрести популярность и положение в некоторых заинтересованных странах? Или это был человек, преданный своей идее, человек, умеющий заразить ею других, то есть человек, обладающий способностью оказывать влияние на других? Ведь сколько людей попали под его непреодолимое обаяние – людей умных, влиятельных, образованных, оригинальных. Неужели ни один из них не распознал в нём авантюриста, пустозвона, жулика и проходимца?

Оставим на совести этих историков их личную неприязнь к Паткулю и отправимся вслед за ним в городок Бреслау. Паткуль сидел и, казалось, чего-то ждал. Он писал и получал многочисленные письма от своих друзей, но это был всего лишь фон для ожиданий чего-то более важного. Но шли дни, недели, и вокруг ничего не происходило. Побаливали раны, полученные на дуэли, нужно было отправиться на лечение в какой-нибудь курорт, но врачи не посоветовали – было уже слишком поздно. И он лечился, как мог, у местного лекаря, превозмогая боль, выходил иногда на прогулки.