Патока

Бѣлкинъ совсѣмъ сконфузился. Стало стыдно мелкихъ подозрѣнiй, стало даже досадно, что такъ старался, помучилъ человѣка, испортилъ настроенiе, а тому какъ съ гуся вода. Еще великодушничаетъ. А про себя-то считатетъ его придирой, мелочью. Ужъ обязательно считаетъ, по всему видно.

− Да ну ихъ къ чорту, ваши счета! − инженеръ взялъ за рукавъ и потягивалъ. − Завтра же всѣ остальные вышлю, и катайте! Идемте… Мишка у меня, болванъ, конторщикъ… Самъ я больше по техникѣ…

Подхватилъ подъ руку и тянулъ.

− Циркуляры эти у насъ… Управляющiй новый, ретивый… насъ-то загонялъ…

− А я самъ? − болталъ инженеръ, направляя въ столовую. − Плохая работа − штрафую, въ шею гоню. Завтра хлопаю по плечу… Такова жизнь. Сейчасъ − читаю Бодлэра, а черезъ часъ посылаю счета…

…Неоплаченные, − подмигнулъ самъ себѣ Бѣлкинъ.

V.

Сидѣли въ столовой, постукивали ножами, звенѣли рюмочками.

− Какая тамъ станцiя! Куры дохнутъ.

− Да ужъ… Ждалъ, тощища напала. Тутъ у васъ скарлатина ходитъ…

− Когда она не ходитъ! Позволите?

Инженеръ чокался, смотрѣлъ на свѣтъ и причмокивалъ.

− А вы расстегайчика… А, чортъ, жжется… А вотъ съ икрой. Бросьте эту кетовую замазку… Напоминаетъ пятна на снѣгу, гдѣ лошади… Бзз….

Инженеръ сдѣлалъ губами. Бѣлкину хотѣлось черной икры, которой онъ давно не видалъ, и только изъ приличiя потянулся къ красной, которую не долюбливалъ. Инженеръ самъ залилъ ему растегайчикъ зернистой.

Послѣ трехъ рюмокъ водки стало хорошо. Бѣлкинъ попробовалъ и сардинъ въ сбитомъ сливочномъ маслѣ, и ветчинки, прожаренной въ сметанѣ, и нѣжной, нарѣзанной широкими пластами лососины. Розовые омары вкусно высовывали крапчатыя лапки изъ провансаля въ граненой вазочкѣ, а влажный, какъ изъ-подъ вешняго дождя, салатъ сверкалъ совсѣмъ изумрудной свѣжестью.

− Рѣдисомъ здорово − хорошо! Какъ поцѣлуй еще не родившагося младенца…

Инженеръ ткнулъ розовый крупный рѣдисъ въ солонку и хрустнулъ.

− Хе-хе… поцѣлуй…

− Дрянь, не пейте. Давайте-ка энтова-вотэнтова. Монахи дохнутъ. Повадился ко мнѣ монахъ-игуменъ за патокой шляться. Раскусилъ изъ этой бутылки − понравилось. Все, бывало, проситъ: “а мнѣ энтова-вотэнтова”…

…Какъ живетъ!

Бефштексъ съ пустотѣлымъ картофелемъ Бѣлкину очень понравился.

Залитый острымъ брусничнымъ вареньемъ, съ воткнутыми косыми ломтиками яйца, онъ напоминалъ какое-то мудреное пирожное. Дара такъ красиво обносила, опустивъ рѣсницы, и отъ нея пахло духами.

…А − ты какая!

Бѣлкину нравилось, какъ онъ стоитъ у косяка, покашивая глазомъ. Нравилось, какъ инженеръ густо говоритъ − Да-а-ра, − ласкающее что-то, бархатное. Нравилось, какъ она вскидываетъ усталыми глазами и идетъ, откинувъ голову, точно довѣрчиво спрашиваетъ всѣмъ тѣломъ:

− Ну, что?..

− Нѣтъ, нѣтъ… Или, можетъ, предпочитаете англiйскую?

Инженеръ перегибался съ барственной лѣнцой и бралъ бутылку.

− Да ужъ… я лучше…

Почему англiйской было лучше, онъ и самъ не зналъ, но хотѣлось все-таки показать нѣкоторую самостоятельность вкуса. Сочный рѣдисъ настойчиво приглашалъ взрѣзать, круто подсолить и пустить въ дѣло. Такъ сочно похрустывалъ на зубахъ инженера, что Бѣлкинъ выпилъ англiйской и закусилъ рѣдисомъ.

− Да-а-ра!

…Хорошо − Да-ра. Откуда такую досталъ?

Вспомнилъ мазаную Лукерью, отъ которой всегда несетъ жжеными перьями и мыломъ.

…Славненькая… Дамъ ей полтинникъ на чай.

Поймалъ бойкiй взглядъ.

− Да-а-ра… берите…

Оттого ли, что всѣ эти дни ѣлъ скудно и больше всухомятку, помня просьбу жены, или потому, что мѣшалъ вино съ водками, онъ слегка опьянѣлъ и рѣшилъ остановиться. Зналъ онъ, что бываетъ у него критическiй моментъ, который застигаетъ врасплохъ, когда начинаетъ мутить въ желудкѣ, выступаетъ испарина, а въ ногахъ чувствуется связь. Сталъ слѣдить за собой и нашелъ, что нѣкоторыя слова выходятъ скороговоркой. Поймалъ себя, когда сказалъ “сканчикъ”, вмѣсто “стаканчикъ”. Высморкался, чтобы прiободриться.

…Чертовски глупое положенiе… Все равно… Прiятный человѣкъ…

− У меня есть… бла-дарю…

− Бла-го-да-рю, не о-жи-далъ!

Бѣлкинъ вскинулъ глаза.

− Ха-ха-ха… Не выходитъ! Это вотъ: “не о-о-жида-алъ”! Граммофонъ у меня… Да-ра, дайте! Позволите?

А Дара уже несла тумбочку.

Попивали легкое бѣлое, а граммофонъ пѣлъ:

Мнѣ ма-ма-а-ша говорила-я…

Милочка, пришла пора тво-я,

Розы счастья на твоемъ пу-ти,

Муженька… хо-чу… те-бѣ… най-ти-и-и…

Инженеръ подмигивалъ, а Бѣлкинъ съ улыбкой смотрѣлъ въ раструбъ.

Разговоръ возобновился. Бѣлкинъ высказалъ, что домъ инженера ему чрезвычайно нравится, и онъ обязательно выстроитъ такой же, какъ только получитъ переводъ. Мечта жизни. Десять лѣтъ торчитъ въ поганомъ городишкѣ, а дѣти растутъ, надо учить. Удивительное вино… Не мускатъ?

− Аликанте розовое. Да, чортова ваша служба. Меня чуть было не сбили. Иди, иди къ намъ! Служи… Послалъ я его къ чорту.

А-ахъ, не та-акъ…

Вы слишкомъ воль-но…

− Здорово?

− Да. Такъ это вы кого же… къ чорту-то?

− Дядюшка у меня троюродный, по матери. Петровъ… Есть такой или былъ… Шишка…

− Петровъ?! Онъ и теперь… онъ и теперь…

…Къ чорту послалъ!