Патока

− А глюкозу не ѣшь, а? Не ѣшь глюкозу? − наступалъ инженеръ, подрыгивая ногой.

− Не даемъ…

− И не ѣшь! Брюхо драть будетъ. Понялъ?

Черная собачка и на этотъ разъ не издала звука.

…Да тотъ ли это Петровъ?

Инженеръ подхватилъ Бѣлкина подъ руку и тащилъ въ полутьмѣ по шаткой скрипучей лѣстницѣ.

Въ верхнемъ этажѣ тускло горѣли лампочки: имъ мѣшалъ горѣть вязкiй запахъ и густой знойный жаръ. Мѣшали всхлипыванья. Тяжкой шеренгой вытянулись въ полутьмѣ пузатые мѣдные баллоны, гулкiе, поглядывающiе выпуклыми глазами слюдяныхъ дверокъ. Хлюпали и выбрасывали ѣдкое знойное дыханье.

Въ этой всхлипывающей, гулкой и знойной полутьмѣ метались тѣни съ пятнами голыхъ грудей, шнурки ли крестовъ − не могъ разобрать Бѣлкинъ. Метались, терлись вокругъ урчащихъ баллоновъ, засамтривали въ мертвые ихъ глаза. Изъ раскрытыхъ, въ проволочной сѣткѣ, оконъ вѣяло въ жаръ холодной волной.

Инженеръ объяснялъ что-то, но Бѣлкинъ слышалъ тоько одинъ всхлипывающiй гулъ. Кружилось и тошнило отъ ѣдкости и звона.

− Пойдемте на воздухъ! − крикнулъ онъ инженеру и увидалъ бѣлые зубы и улыбающееся лицо.

Когда снова вышли на воздухъ, уже была ночь. Внизу все мѣшали, мѣшали. Въ полоскѣ свѣта изъ оконца конторы виднѣлась часть простянокъ и низенькiй крупъ лошади. Кто-то широкiй, переваливаясь, бѣжалъ изъ конторы.

− Что за лошадь? Возка кончилась?!

− Михѣй за ними прiѣхалъ-съ…

− А-а… Вотъ я разсказывалъ-то, жретъ глюкозу…

− Точно-съ. Намедни-съ въ споръ опять, простите сказать, на бутылку-съ…

− Ну?

− Не достигъ-съ… Простите сказать, передомъ пошло-съ… хи-хи-хи…

Бѣлкинъ забезпокоился, не поздно ли. Инженеръ позвонилъ въ кармашкѣ: четверть шестого.

…Протоколы писать!

Тревожное вдругъ забилось, забилось въ немъ.

− Черезъ часъ ѣхать… Надо кончить тамъ…

− Такъ что же, пожалуйста…

…Тѣ счета сейчасъ занести… А тѣ потомъ…

Спѣшилъ и прислушивался къ тяжелымъ шагамъ за собой. И опять вспомнилъ про Петрова.

…А тѣ пусть доставитъ… А онъ ихъ уничтожитъ. Ну, и чортъ съ нимъ, чортъ съ нимъ… Странно какъ-то… Прiятельскiя отношенiя…

Повернули, и теперь видны были, какъ золотые глаза, огни по косогору, глаза съ сiяньемъ. Тусклые глаза, недвижные, постные. Такъ свѣтятъ на пустыряхъ одинокiе фонари. Мутный свѣтъ. И вѣтеръ, который поднялся къ ночи, сѣялъ снѣжкомъ и игралъ мутными отсвѣтами.

− Лѣтомъ заглядывайте, покажу конскiй заводикъ. Не видали случки? Это я вамъ скажу… Тутъ помѣщикъ есть… у него жена…

Вернулись. Вошли въ кабинетъ. Бѣлкинъ взялъ отложенную пачку, придавленную чугунной рукой-прессомъ.

− Вотъ что… − сухо сказалъ онъ, не спуская взгляда съ чугунной руки. − Нехватаетъ главныхъ счетовъ…

− Разъ настаиваете, я…

Они встрѣтились взглядами.

− Прикажете бумаги?..

Рѣзкимъ движенiемъ инженеръ вскрылъ бюваръ.

− Постойте! − почти крикнулъ Бѣлкинъ. − Я тогда сразу… Пока оставлю у васъ…

И сунулъ отобранную пачку въ первую книгу.

− Хорошо-съ. А тѣ я оплачу…

Бѣлкинъ взглянулъ на инженера.

− Можно? Кто что теряетъ? − спрашивалъ инженеръ, улыбаясь холодными глазами. − Или нельзя?..

Оба смотрѣли съ проскальзывающими улыбками.

− Ну, что же… Разъ не попали мнѣ на глаза… Чортъ съ ними!

− Мишка у меня, болванъ… Знаете, я и эти всѣ оплачу!.. Недоглядка, конечно… А то берите, карайте… − совсѣмъ по-прiятельски говорилъ инженеръ.

Хотѣлъ что-то сказать Бѣлкинъ и сказалъ только:

− Хорошо-съ.

Точно сдунулъ.

− Только, пожалуйста, займитесь… Небрежно такъ все…

− Болванъ у меня конторщикъ, чортъ бы его побралъ! И потомъ вашъ законъ невозможенъ… Маленькая небрежность… Чортъ съ ними, надоѣло…

Инженеръ съ трескомъ захлопнулъ книгу.

− Идемъ чай пить. Да успѣете, успѣете…

Пили чай. Разливала Дара. Бѣлкинъ уже самъ налилъ себѣ коньяку, разспрашивалъ про стройку дома и все ждалъ, не заговоритъ ли инженеръ опять про Петрова. Старался навести, но тотъ весело болталъ о дѣлахъ, о патокѣ, которую − каковы! − подмѣшиваютъ даже въ конфеты, а дешевые сорта, для простонародья, поло-жи-тельно всѣ съ глюкозой.

− Заказы покажу − ахнете! А фирмы какiя! Товаръ такой − и въ краску и въ варенье… Ха-ха-ха! Что подѣлаешь! − такъ все переплелось. Увѣряю васъ, и въ конфекты! Га! Да вы сами, можетъ, ха-ха-ха… этой самой глюкозы переѣли не меньше Михея моего… Га!

Бѣлкинъ и самъ смѣялся. И Дара улыбалась изъ-за самовара влажными глазами.

…Лѣтомъ заверну… Да тотъ ли это Петровъ?

И, когда одѣвался въ пердней, и Дара съ смѣющейся губкой держала тяжелую шубу на бараньемъ мѣху, замѣшкался съ ботинками и, нагнувшись, между прочимъ, спросилъ:

− Частенько въ Питеръ закатываете?

Закатываете − вышло особенно игриво.

− Вотъ терпѣть не могу! Дохлый городишко…

− Гм… ботики у меня узковаты… У васъ тамъ, говорили, родственники кто-то…

− Много есть. Только ничего бщаго, давно порвалъ… Бѣлкинъ, наконецъ, попалъ въ шубу и вышелъ на воздухъ. Спохватился − забылъ портфель. Хотѣлъ звониться, но какъ-разъ отворилась дверь, рука протянула портфель, и голосъ Дары сказалъ:

− Сумочку забыли…

Щелкнулъ крюкъ, и Бѣлкинъ почувствовалъ, что его точно вытолкнули.

Стоялъ въ темнотѣ передъ темной стѣной сосновой рощицы.