Вскоре эффекты гниения становятся хорошо видны на плечах и бедрах, придавая коже их мраморный рисунок. Эта мраморность появляется благодаря тому, что бактерии, изменяющие цвет кожных покровов, распространяются по пути наименьшего сопротивления – по венам. Во всяком случае, сначала. Со временем кровеносные сосуды распадаются, и бактерии получают окончательную свободу. Газы образуются в теле умершего под воздействием бактерий, главным образом, клостридий, которые относятся к другим видам этого рода, и вызывают у живых болезнь, носящую весьма неаппетитное название – газовая гангрена.
Присутствие этого газа я обнаружила на собственном горьком опыте во время моего первого вскрытия разложившегося трупа, когда мой шеф Эндрю наблюдал за моей работой. Я склонилась над трупом, чтобы лучше видеть то, что я делаю. Вооружившись секционным ножом, я уверено сделала длинный продольный разрез, но, когда лезвие рассекло кожу раздутого живота, подлежащие плотные ткани, окрашенные в гнилостный зеленый цвет, лопнули, как воздушный шарик, и мое усердие было вознаграждено струей газа. Такого зловония я не ощущала никогда в жизни. На мне было пластмассовое забрало, но оно не смогло устоять перед таким натиском. Для того чтобы вы поняли, чем все это пахло, я сначала упомяну названия этих газов: путресцин и кадаверин, которые образуются при гниении и разложении белков. Это смесь запаха сероводорода (тухлых яиц) и метана (кишечных газов). Еще одно соединение, содержащееся в этих газах, называется скатолом, название которого произведено от греческого корня, обозначающего «навоз». Я, прищурившись, метнула из-за забрызганного желтыми и зелеными каплями забрала гневный взгляд на Эндрю, словно говоря: «Какого черта ты меня не предупредил?». Он рассмеялся и сказал: «Теперь ты никогда в жизни не будешь наклоняться над такими трупами».
Урок пошел мне впрок, и с тех пор, работая с такими трупами, я никогда не снимаю лицевого щита, даже если из-за него бывает буквально нечем дышать…
Разрез передней брюшной стенки дает выход скопившимся в теле газам. Однако, если вскрытие не производится, то газы продолжают раздувать тело и дальше. Оно становится все больше и больше, и, в конце концов, находит выход через естественные отверстия, буквально разрывая труп. Это происходит в срок от двух недель после наступления смерти. Тем не менее, это не избавляет нас от рутины – все органы должны быть извлечены из тела и исследованы, а это нелегкая задача, потому что они из-за разложения теряют свой первоначальный вид и строение. Органы – из мягких, но отчетливо очерченных структур – превращаются в кашу. Причем в нее превращается буквально все – органы, жир, жидкость, вытекающая из пузырей. При попытке извлечения органов они текут сквозь пальцы, как желе.
Одним из самых интересных свойств разложения является то, что труп может стать абсолютно неузнаваемым, так как меняется рост, объем, исчезают расовые признаки, меняется цвет волос, до неузнаваемости искажаются черты лица. Иногда невозможно даже определить половую принадлежность трупа. В таком маленьком городе, как Ливерпуль, газеты часто печатают некрологи по случаю смерти граждан, и эти некрологи сопровождаются прижизненными фотографиями усопших. Иногда, во время вскрытия разложившегося трупа, я пытаюсь представить себе, как этот человек выглядел при жизни. При сравнении моих фантазий с фотографиями я видела, что почти всегда ошибалась. Реальные лица никогда не были похожи на лица, которые я себе воображала. Именно поэтому опознание разложившихся трупов родственниками отнюдь не всегда бывает надежным.
Это период наибольшей потери массы трупом, так как избыток влаги и газы покидают разлагающееся тело тем или иным путем. (Возможно, их проглотил неопытный садист-техник морга во время вскрытия, кто знает?)