Ирония заключалась в том, что я всю свою сознательную жизнь провела в тесном контакте с мертвецами и знала, что во многих культурах господствовало «табу на мертвецов». Те, кто прикасался к мертвым, считались, в той или иной степени, «нечистыми». Обсуждая этот феномен, Зигмунд Фрейд писал, что этот обычай существует из-за «страха присутствия или возвращения призрака мертвеца», но частные случаи такого табу существовали и задолго до Фрейда. В стихе 11 19 главы книги Чисел сказано: «Кто прикоснется к мертвому телу какого-либо человека, нечист будет семь дней», а в стихе 13 сказано: «Всякий, прикоснувшийся к мертвому телу какого-либо человека умершего и не очистивший себя, осквернит жилище Господа». Аггей, в главе 2, стихе 13, уточняет: «… а если прикоснется ко всему этому (хлебу, вину или елею) кто-либо осквернившийся от прикосновения к мертвецу: сделается ли это нечистым? И отвечали священники и сказали: будет нечистым».
Проблемы возникают не только при физическом прикосновении: в таких племенах, как туареги в Северной Африке, так боялись возвращения мертвых, что снимались со стоянки и уходили прочь, никогда больше не произнося имени покойника. Мертвеца обмывают там, где он умер, затем покрывают тело древесными ветвями и оставляют на месте, которое в течение месяцев считают могилой. Есть запреты, касающиеся скорбящих родичей и вдов: живые должны любой ценой избегать общения с ними, если не хотят умереть или пострадать от какого-нибудь ужасного несчастья. Даже совсем недавно был случай, когда в 2015 году в Мумбаи, двадцать пять парсов, которые обычно занимаются в Индии самыми разнообразными видами деятельности – от водопроводчиков до бизнесменов – захотели работать кхандиями (носильщиками гробов), так как профессиональные кхандии объявили забастовку. В одной из газет после этого появился такой комментарий: «Это удивительно из-за клейма, сопряженного с этой профессией. Парсы редко женятся на дочерях кхандий, а ортодоксы вообще считают их «неприкасаемыми»».
В странном противоречии со всеми этими верованиями могу сказать, что мне всегда было хорошо с мертвецами – они никогда не причиняли мне вреда. Нечистой я себя чувствовала от общения с очень даже живым человеком.
Тина, кажется, понимала мое положение лучше, чем все остальные мои коллеги, и, когда она однажды удивила меня вопросом: «Не хочешь на один день отлучиться из морга, чтобы научиться одной вещи?», я ответила, что, конечно, хочу, подумав при этом: «Что угодно, лишь бы убежать отсюда хоть на один день!»
– Речь идет об энуклеации, ей обучают на курсах в Северном Лондоне, – продолжила Тина. – Я знаю, что ты любишь брать на анализ стекловидное тело, и подумала, что эти курсы как раз для тебя.
Энуклеация – это удаление глазного яблока. Этой манипуляции обучаются некоторые техники морга несмотря на то, что обычно этим занимаются специально обученные сотрудники банков тканей. Тина была права – мне нравилась эта тонкая манипуляция, и вдобавок к ней было неплохо обучиться и энуклеации. Лишних знаний и навыков не бывает. Энуклеацию выполняют таким образом, чтобы не повредить роговицу, которую, возможно, придется пересадить больному, у которого своя роговица повреждена в результате травмы или инфекции, и это грозит потерей зрения.
Так, через несколько дней я оказалась в Гендоне, на севере Лондона. Для обучения здесь использовали весьма реалистичную модель глаза – со зрительными нервами и всеми положенными прямыми и косыми мышцами глаза. Даже само глазное яблоко было таким же скользким и желеобразным, как настоящее. Была на модели и конъюнктива. В общем, все было, как настоящее. Как образцовая девушка, я просто жаждала получить еще один сертификат, который я и получила в конце дня с записью «сдано». Какой чудесный навык, о котором я теперь смогу писать в моих резюме и хвастать которым я теперь смогу на вечеринках! Если бы за каждую квалификацию давали бы еще и что-нибудь вроде орденской ленты! Я бы теперь имела право носить ленточку «Глазное яблоко».