Патриарх Гермоген

Тогда святитель решает действовать с помощью духовенства и подает царю совет обратиться за помощью к монастырским властям. Они призывают к себе келаря Троице-Сергиевой обители (одной из богатейших в России), инока Авраамия Палицына, и дают распоряжение: «Елико убо имаши жит в житницях чудотворцовых, продаждь от сих на купилищи всенародном малейшею ценою». Келарь продает 200 мер зерна по указной цене. Сам он потом будет с иронией вспоминать: «Житопродавцы… зелне гневахуся и оцепеневаху. Слышано бо бысть им, яко вся запасная сокровища великаго чюдотворца распродавати и на долго время прострется обнижение цене и бедам их велик убыток будет. Добрейши же начашя спускати цену…» Мера, придуманная патриархом, имела ошеломляющий, но временный эффект. Впоследствии зерноторговцы опять повышают цены — горше прежнего. Гермоген и Василий IV желают прибегнуть к испытанному средству — распродаже хлеба из закромов Троице-Сергиева монастыря. Но тут келарь принимается возражать: а чем тогда питаться самим инокам? Царь обещает: если цены вырастут даже в десять раз по сравнению с нынешними, он будеть «питать» троицких иноков на казенные средства. На рынок уходит еще 200 мер зерна. «И паки бысть радость миру и болезнь житопродавцем»^{159}.

Таким образом, Гермоген вовсе не являлся второстепенной фигурой на доске большой политики. Он имел влияние на дела и проявлял, несмотря на изрядный возраст, большую энергию в решении практических проблем.

Общие слова Хронографа о неприязненных отношениях, установившихся между царем и патриархом, получат развернутое объяснение ниже, в начале следующей главы. Однако прежде стоит задаться вопросом: та «вражда», о которой пишет С.Ф. Платонов, могла, конечно, повлиять на личный авторитет Гермогена и его возможности вмешиваться в крупные политические проблемы, но в каких конфликтах она проявилась на практике? И какие последствия имела для диалога между царем и святителем? Речь идет не о столкновении характеров, а о конкретных действиях, предпринимаемых Василием ГУ и Гермогеном.

Источники донесли до наших дней только одно прямое и ясное известие о конфликте государя с главой Церкви[36]: «Царь… Василий начал советоваться с патриархом Гермогеном и с боярами, как бы ему совокупиться законным браком. Патриарх же молил не сочетаться браком. Царь же Василий взял за себя боярина князя Петра Буйносова дочь царицу Марию»^{160}.

В октябре 1607 года закончилась эпопея с осадой Тулы, к концу месяца или, может быть, к началу следующего Василий Иванович вернулся в Москву. Отгремели праздничные пиры, и тогда, очевидно, встал вопрос о браке. Скорее всего, заседание Боярской думы, на котором присутствовал и Гермоген, состоялось не позднее ноября 1607-го.

Для Василия Ивановича брак был исполнением мечты и, кроме того, делом насущно важным для утверждения новой династии. В 1607 году ему исполнилось 55 лет. Первая его супруга, княжна Елена Михайловна Репнина, ушедшая из жизни давно-давно, не оставила мужу наследников. Позднее обзавестись потомством мешал прямой запрет царя Бориса Федоровича, затем — перипетии политической борьбы. Наследником Василия Ивановича являлся его старший брат Дмитрий. Но он, очевидно, не слишком подходил для этой роли. В русскую историю он вошел как антигерой: трус, скверный воевода, проваливший важнейшие военные предприятия. Кроме того, Дмитрий Иванович был женат на крайне худородной дочери Малюты Скуратова — опричного фаворита времен грозненского царствования. Такой преемник, скорее всего, привел бы династию к падению… Царь желал иного: родить собственных детей, дабы им передать престол. Теоретически ничего невозможного в том не было. Доживи он до семидесятилетия, удержи престол, и дети его оказались бы самыми лучшими, самыми очевидными наследниками. Помимо того, брак царя, заключенный сразу после военного триумфа — разгрома болотниковцев, — выглядел уместно. В глазах подданных он как бы продолжал серию успехов государя, выглядел новым его достижением. А рождение сына восприняли бы как еще одно обстоятельство в его пользу…[37]

Всё логично, всё на месте… Но почему же тогда Гермоген выступил против? Неужели он подошел к делу как строгий моралист, осудив брак пожилого человека и юной красавицы? Не увидел надобности совершать брачное таинство ради одних лишь династических удобств?

Вряд ли.

Гермоген по натуре своей, по опыту своему — человек с хорошо развитой практической жилкой. Он видел другое: рано обрадовался царь Василий, победа над повстанцами вышла далеко не полной. Надо бы царю направить освободившиеся полки из-под Тулы на Стародуб, Орел и прочие города, где закрепились приверженцы Лжедмитрия II. И лучше бы сам монарх приглядел за своими воеводами. Лично. Со всей твердостью и требовательностью, на какие он только способен.

А тот вместо нового похода занялся свадебными торжествами…