Патриарх Никон

Еще летом 1657 года отношения между царем и патриархом были внешне настолько хороши, что только изощрившиеся придворные умели подмечать набегавшие тучки. В это время Никон занимался созданием нового монастыря, под который он приобрел землю верстах в сорока от Москвы, по берегу реки Истры, у дворянина Романа Боборыкина. Условия, на которых состоялся переход земли от одного владельца к другому, не вполне известны и больше основывались на совести, но Боборыкин принадлежал к числу таких людей, которые низко кланяются и раболепно уступают людям сильным, а затем, при первой возможности, начинают сутяжничать, оббивая пороги по всем судебным инстанциям. Приобретая землю и не заботясь о личности Боборыкина, который остался соседом, Никон сравнял холмистую местность, с трех сторон окопал рвом, вдоль которого выстроил деревянную ограду с восемью башнями, а посередине – деревянную церковь. Когда последняя была готова, патриарх пригласил Алексея Михайловича со всем семейством на освящение. Царю понравилась живописная местность, и он сравнил ее с Иерусалимом; такое сравнение приятно поразило Никона, и он задумал создать подобие настоящего Иерусалима; с этою целью келарь Суханов был снова послан на Восток, чтобы разыскать и привезти точный снимок с иерусалимского храма Воскресения. Пока келарь ездил в Палестину, патриарх дал различные названия окрестностям возникающей обители, напоминающим святые места: появились Назарет и Рама, село Скудельничье, горы Елеонская, Фавор и Гермон, а Истру переименовали в Иордан. Алексей Михайлович как набожный человек сделал пожертвование Новому Иерусалиму, царица Марья Ильинична тоже, и постройка подвигалась вперед, но так же постепенно усиливалось охлаждение между царем и патриархом, так как ни один из них не хотел уступать другому в основном вопросе. Агитация против патриарха среди придворных и одновременно противников троеперстия усиливалась, и в июле 1658 года состоялся явный разрыв, поводом к которому послужила вздорная случайность.

В Москву приехал грузинский царь Теймураз Давидович, и поэтому во дворце был большой обед, на который патриарха не пригласили. Кроме этого знака неуважения к особе “второго государя”, патриарший стряпчий князь Дмитрий Мещерский был побит окольничьим Богданом Матвеевичем Хитрово в толпе. Князь пожаловался патриарху на обиду, и Никон написал царю письмо, в котором просил суда за оскорбление своего стряпчего; царь отвечал собственноручно: “Сыщу и по времени сам с тобою видеться буду”. Однако прошло несколько дней, а Алексей Михайлович не подумал повидаться с Никоном и не произвел следствия об оскорблении князя Мещерского; очевидно, явно враждебные действия против “собинного друга” боярство и придворные позволили себе с ведома и одобрения царя, который, наконец, решился покончить с упорным сторонником теократизма. 8 июля, в день Казанской Божией Матери, царь не явился ни к вечерне, ни к обедне, не желая встречаться с патриархом, хотя тот приглашал его. 10 июля, в праздник Ризы Господней, повторилось то же самое, но в ответ на приглашение в Успенский собор царь прислал стольника, князя Юрия Ромодановского, для объяснений. Эти объяснения, повторяемые и позднее, юридически нелепы и бессмысленны, но получают серьезное значение с точки зрения, приведенной выше.

– Царское Величество на тебя гневен, оттого он не пришел к заутрени и повелел не ждать его к святой литургии, – объявил князь Ромодановский.

– За что же царь на меня гневается? – спросил спокойно патриарх.

– Ты пренебрег Его Царским Величеством, – последовал ответ, – и пишешься Великим Государем, а у нас один Великий Государь – царь!

– Я называюсь Великим Государем не собою, – возразил Никон, – так восхотел и повелел мне Его Величество. На это у меня и грамоты есть, писанные рукою Его Царского Величества.

– Царское Величество почтил тебя яко отца и пастыря, и ты этого не уразумел. А ныне Царское Величество велел тебе сказать: отныне не пишись и не называйся Великим Государем; почитать тебя впредь не будет.