Марья Ильинична побежала вперёд, за нею Алексей Михайлович, и когда первая отворила дверь, они увидели в приёмной маму Натю и патриарха Никона.
— Матушка Наталья! — вскрикнула удивлённая царица.
— Мама Натя! — обрадовался царь.
— Это я, — сказала та, бросившись в ноги царю.
Он поднял её и поцеловался с нею.
То же самое сделала и царица со своею любимицей, когда та поклонилась ей в ноги.
Во всё это время патриарх стоял с выражением строгим и величественным.
— Где ж ты была, а мы плакали по тебе, мама Натя? — молвил Алексей Михайлович.
— Ходила по монастырям и скитам, была и в Киеве в пещерах и теперь оттуда.
— Она привезла грамоту от гетмана Богдана — он винится в своих грехах и отписывает, что митрополит Киевский хочет быть рукоположен мною и соединить обе церкви Великой и Малой Руси.
— Слава те Господи, — крестясь набожно, воскликнули вместе и царь и царица.
— Завтра я буду служить соборне в Успенском молебен, да ниспошлёт Господь Бог благодать свою на киевскую церковь. Я думал, что и тебя, великий государь, оповестила царевна Татьяна Михайловна о радостном пришествии к нам черницы Натальи.
— Нет, мы так... к царевне... Прости, великий государь и святейший патриарх... Мы с женою обрадовались чернице и забыли идти под твоё благословение:
Царь и царица подошли под его благословение и поцеловали его руку.
— Великий государь и царица, — воскликнул патриарх, — сегодня один из радостнейших дней в моей жизни. Я страшился, что гетман Богдан пишет в грамоте своей об отказе митрополита, и боялся уйти отсюда развенчанным патриархом Малой Руси. Я и пришёл сюда в одежде простого чернеца, чтобы не было срамотно патриарху Великой Руси. Теперь простой чернец выйдет отсюда патриархом Малой Руси. Отныне Великая и Малая Русь будут одно тело и одна душа, в вере наше единство и наша сила.
— Аминь! — произнесли царь и царица.
— А царевна Татьяна как поживает? — обратилась к инокине Наталье царица.
— Она почивает в своей опочивальне.
Раздался стук подъехавшего к монастырю экипажа.
— Это моя колымага и моя свита, — сказал патриарх. — Великий государь приехал в чём? — продолжал он.
— Мы с женой в колымаге одной боярыни. Поезжай с царицей в моей, а я хочу пройтись пешком: не подобает патриарху Малой Руси выехать отсюда в колымаге, коли пришёл сюда пешком патриарх Великой Руси.
Царь и царица простились с инокиней, а патриарх, проводив их до колымаги, направил шаги к своим палатам.
Хитрово и Стрешнев получили нагоняй и от царя, и от царицы.
На другой день патриарх Никон соборне служил молебен в Успенском соборе в присутствии царя, боярской думы и огромной массы народа за благоденствие соединённых церквей — Великой и Малой Руси; а на эктении провозглашён был этот новый титул патриарха.
XLV
НИКОНУ ВОЗЛАГАЕТ МИТРУ ВОСТОЧНЫЙ ПАТРИАРХ
Никон сидит в своей рабочей комнате с Матвеевым. Они озабочены внешними делами.
Приехали и польские и шведские послы.
— Да, — говорит Никон, — мы много потеряли с изменой гетмана Богдана; возьми он Львов и овладей всею Галицею, Яну Казимиру не было бы где укрепиться и откуда воевать. Теперь все почти города Волыни и много литовских городов отпали от нас. Придётся удовольствоваться одною Белою Русью, да не удастся ли захватить реку Неву и Ладожское озеро — нам море нужно.
— Да, без моря, — поддержал его Матвеев, — мы как без глаз. От голландских немцев и от англичан мы можем получать товар лишь через Архангельск, а это дорого, да и мешкотно. Иное дело, кабы море да наше. Потеряли мы много в войне с Польшей, что море не наше... После столбовского мира король свейский Густав-Адольф докладывал сейму: русские — опасные соседи; границы земли их простираются до Северного, Каспийского и Чёрного морей; у них могущественное дворянство; многочисленное крестьянство; многолюдные города, они могут выставить в поле большое войско, а теперь этот враг без нашего позволения не может ни одно судно спустить в Балтийское море. Большие озера, Ладожское и Пейпус, Нарвская область, тридцать миль обширных болот и сильные крепости отделяют нас от него; у Руси отнято море и, Бог даст, теперь русским трудно будет перепрыгнуть через этот ручеёк...
— Да, — воскликнул Никон, — не отдал бы моря блаженный Филарет, коли б он не был в плену... Это всё Грамонин-дьяк... да и мы теперь будем сражаться за море.
— А столбовский мир или вечное докончание, как называют его свейцы?..
— Будет тогда вечное докончание, коли мы будем у моря, — произнёс решительно Никон.
— Но царь и бояре хотят брать Ригу, — заметил Матвеев.
— А я стою за Орешков и за Кексгольм. Коль река и Ладожское озеро будут наши — и море будет наше; там мы соорудим города и ладьи, как было при новгородцах. Брать же Ригу тяжело: там Дела-Гарди, старый воин, и трудно с ним совладеть; из-за моря у него будут и ратники, и пушки, и хлеб, и порох, и всё, что нужно, а нам — подвози ещё из Москвы... И Иван Грозный чуть-чуть не положил там кости.
— Царь говорит: Рига готовый город...