Патриарх Никон

И, сев сам у стены, устало потянулся и заметил:

   — Замучили нас совсем; каждый вечер собирается дума, немало понакопилось дел-то!

Иван Глебыч решился напомнить дяде о сватовстве его, Морозова, у княжны Аксиньи Пронской.

   — Говорил ли ты, дядюшка, с князем Пронским, Иван Петровичем?

   — О чём? — изумлённо спросил начавший дремать Урусов.

Он уже успел забыть о фантастическом проекте сватовства, которое сам же предложил племяннику.

   — А помнишь, ты меня женить на княжне надумал? — робко проговорил юноша.

   — Совсем из памяти вон, племянник! Забот не мало было за это время. Но поговорю, сегодня же скажу ему.

   — Уж удосужься, князь, — просил его молодой Морозов.

   — Раз сказал — исполню! Не проси!

В его голове снова, действительно, мелькнула теперь мысль, нельзя ли, в самом деле, привести этот план в исполнение.

   — Что это тебе вдруг вспомнилось, племянник, — шутливо проговорил Урусов, — али княжна тебе в самом деле зазнобила сердце?

Иван Глебыч нерешительно заметил:

   — Княжна княжной, дядя, о матушке скучаю; её мне вызволить хотелось бы скорей.

   — Ты добрый сын, Иван! Коли мне удастся тебя на Пронской сосватать, надеюсь, что царь помилует обеих сумасбродок.

Племянник низко поклонился дяде и, ещё раз напомнив ему о своей просьбе, отправился домой. После его ухода князь оставался некоторое время в раздумье и затем отправился из дому.

Хотя он и глубоко сомневался в успешности предложенного им сватовства, но он всё-таки хотел исполнить данное им племяннику обещание.

Дом князя Пронского находился не близко и, усевшись в расписные сани, Урусов отправился на лошадях к нему.

Неожиданный приезд князя Петра встревожил весь дом Пронского.

   — Уж не послом ли едет он от государя? — строил предположения хозяин.

Заскрипели ступени крыльца под тяжёлыми шагами прибывшего.

Князь Иван Петрович поднялся к нему навстречу.

Оба князя троекратно обнялись.

Обычай того времени не позволял сейчас же приступить к разговору, ради которого Урусов сюда приехал.

Поговорили о делах московских, о том, о сём. Хозяин велел подать мёду и выпил вместе с гостем по стопе.

   — Послушай, князь Иван Петрович, — решился наконец выяснить цель своего приезда Урусов, — имею к тебе великое дело.

Хозяин насторожился.

   — Рад тебя слушать князь, сказывай про дело твоё важное.

Гость в коротких словах, но толково, пояснил хозяину о сватовстве племянника.

Сосредоточенно выслушал последний его и ответил:

   — Ты прав, это дело важное, подумать надо!

XX

На другой день после допроса в подклеть, в которой были посажены узницы, явился думный дворянин Илларион Иванов.

   — Как почивать изволили? — насмешливо спросил он, — поди, райские сны снились? Аввакумку пса во сне видели?

У Морозовой готово было вырваться резкое слово, но удержалась.

   — Отвечать мне не хочешь, кичливая? Ин будет по твоему, помолчим!

И думный дворянин вышел из подклети. Немного спустя он вернулся туда вместе со стрельцами, которые несли два стула с цепями.

   — Вот вчера, боярыня, не хотела ты на ногах стоять, больные они у тебя, — снова обратился Илларион к Морозовой, — ноне мы твоё желание уважили: стульцы для вас обеих приготовили, да ещё какие! Смотри-ка, чтобы не свалились вы с них, цепочкою шею поприхватим, — не опасно будет!

Федосья Прокопьевна, не вздрогнув, посмотрела на цепи и, истово перекрестясь двухперстным крестом, поцеловала железо, промолвив:

   — Слава Тебе, Господи, яко сподобил узы возложити на себя!

Стрельцы, сняв оковы с ног обеих узниц, стали заковывать железо вокруг шеи.

Сёстры повиновались, помогая накладывать тяжёлые узы.

Стрельцов поражала покорность молодых женщин. Многие из стрельцов были последователями Аввакума и неохотно исполняли приказ.

Обеих женщин вынесли прикованных к стульям на стоявшие у входа в подклеть дровни и положили на солому.

Прежде, чем выехать со двора, дровни пропустили мимо себя парадную карету Морозовой, запряжённую по обыкновению двенадцатью конями. Спустившись с красного крыльца, поддерживаемый под руку старым служителем, в карету поместился сын Федосьи Прокопьевны, Иван Глебович. Он ехал во дворец по желанию государя, противиться которому он не желал: напротив, он даже стремился скорее свидеться с царём-батюшкою, чтобы попросить его за свою мать.

О том, что она лежит рядом, скованная на дровнях, юноша не знал.

Молодой Морозов полагал, что его поездка во дворец связана с освобождением матери и тётки, а также со сватовством к княжне Пронской. «Спасибо дяде, князю Петру, — думал он. — Не забыл своего обещания».

Старый служитель, усадив боярина в карету, вскочил на узкую доску, тянувшуюся по обеим сторонам полозьев, и крикнул вознице:

   — Под царские переходы...

Сытые кони дружно подхватили тяжёлый экипаж и вынесли его из ворот.

Около кареты побежала толпа челядинцев, неизбежная принадлежность выездов богатых вельмож того времени.

Стоявшие у ворот любопытные поглазели на роскошный выезд, погуторили о нём и уже хотели было расходиться по домам, как вдруг заметили дровни, выехавшие следом за экипажем.

   — Э, да никак Морозовских стариц к допросу везут! — крикнул кто-то из толпы.