В то время резко обострилась ситуация вокруг Почаевской Лавры, которую власти безуспешно пытались закрыть уже несколько лет, встречая упорное сопротивление иноков обители. На монахов оказывали беспрецедентное административное и всяческое давление — лишали прописки, привлекали к суду за нарушение паспортного режима, избивали и сажали в психушки. Но они не сдавались. Патриарх Алексий I не соглашался на закрытие Почаевской Лавры. На его имя поступали петиции в защиту Лавры от «Инициативной группы верующих», от церковных и околоцерковных диссидентов: священников Глеба Якунина и Николая Эшлимана, Сергия Желудкова и Димитрия Дудко; от мирян — Бориса Талантова, Анатолия Левитина-Краснова, Льва Регельсона и других[145]
.Патриарх Алексий I, оказавшись в затруднительном положении, попросил митрополита Пимена съездить в Почаевскую Лавру, чтобы оказаться там
«Неожиданное появление митрополита в Почаеве вызвало сильный переполох среди изолгавшихся безбожников. По двору еще действующего монастыря бегали городские чиновники и срывали красные полотна с оскорбительными для верующих текстами. Митрополит в тот же день вернулся к Патриарху, предоставив ему правдивую информацию, ставшую предметом серьезного разговора с правительством»[146]
.Митрополит Пимен деятельно управлял обширной Московской епархией, участвовал в заседаниях Священного Синода, регулярно совершал в воскресные и праздничные дни богослужения в Богоявленском патриаршем соборе и в других храмах Москвы. За семь с половиной лет служения на Московской кафедре было совершено с его участием восемь хиротоний; шесть хиротоний возглавил Высокопреосвященный Пимен.
Следует особо отметить тот факт, что он отрицательно относился к сокращениям богослужений и треб. Своим строго уставным служением владыка Пимен являл добрый пример всему духовенству. Об этом принципиально важном обстоятельстве свидетельствует архиепископ Новосибирский и Бердский Тихон (Емельянов):
«Вообще, надо сказать, что Святейший, несмотря на его кажущуюся простоту, превосходно знал самые исконные и глубокие православные традиции и старался неизменно их соблюсти. Он действительно хранил устои Святой Руси, посему и противился всяким нововведениям и пресекал деятельность тех, кто стремился к «обновленчеству». Народ его очень любил, а глас народа — Божий глас»[147]
.За богослужениями митрополит Крутицкий и Коломенский Пимен часто проповедовал, он умел душевно и доходчиво говорить с паствой.
Вспоминая о конце 1960-х годов, когда он впервые увидел митрополита Крутицкого и Коломенского, епископ Сергий (Соколов) писал, что владыка Пимен поразил его, студента-богомольца, излишней строгостью по отношению к сослужившим молодым академическим монахам, допустившим какую-то ошибку в богослужебном чине. Запала в память его громкая реплика: «Чему вас здесь учат?!», что произвело неприятное впечатление и послужило темой разговора с родителем-священником. Тогда-то он узнал, что старейший по хиротонии член Священного Синода не имеет специального богословского образования, как, впрочем, и его собственный отец, сорок пять лет безупречно прослуживший у престола Божия.
«Теперь я убежден, — пишет владыка Сергий (Соколов), — что глубоко верующий христианин, стремящийся к богословским знаниям, может получить их не только в специальном духовном учебном заведении, — участвуя в ежедневном богослужении и углубляясь в смысл многочисленных литургических текстов, он обретает подлинное духовное знание и приобщается к двухтысячелетнему опыту Церкви. Этим путем прошел мой отец, этим же путем прошел и покойный Патриарх, с семнадцатилетнего возраста избравший для себя иноческий путь… за семнадцать лет пребывания рядом с Патриархом [я] ни разу не услышал от него слов сожаления, что вот-де не пришлось ему поучиться в семинарии.
Несомненно, что он был весьма талантлив и даровит, что позволило ему самостоятельно довольно тщательно изучить необходимые для пастыря предметы. Меня всегда удивляла его способность к быстрому чтению. Причем это замечание касается любого текста: богослужебного, светского, научного. Читать Патриарху приходилось много, но он никогда не уставал от этого занятия.