Патриарх Тихон. Крестный путь

Материалы допросов, видимо, были известны Скворцову-Степанову, красному газетчику, комиссару финансов в первом советском правительстве. В те дни он писал о святейшем: «Первосвященник Тихон вместе со всеми крупными собственниками уже предается сладостной надежде, как германские палачи призовут крестьян и рабочих к покаянию и как виселицами и расстрелами приведут нашу страну к возрождению».

За косвенное участие в заговоре Локкарта советская власть наложила на патриарха контрибуцию в сто тысяч рублей и сняла с продовольственного пайка.

С открытым забралом

Крестьянин, в лаптях, в ветхой шубе с заплатками, принес письмо. Вручить пожелал в собственные руки. Увидев патриарха, на колени опустился:

– Благослови, святейший!

Смотрел радостно, очень внимательно.

– Так и скажу нашим – жив-здоров. Слух у нас прошел: дескать, красные в расход пустили святейшего.

– Долго буду жить! – улыбнулся Тихон. – От кого письмо?

– Иеромонах Исайя в собственные ручки велел. Монахов теперь хватают: далеко не уйдешь… Оно, конечно, и нашему брату доверия нынче нет.

Торопясь, отодрал подкладку в шапке, вынул конверт, понюхал.

– Маненько отдает… Прости, святейший! Как проверка – взмокну как мышь. Ну что тут поделаешь!

Тихон принял конверт, сказал келейнику:

– Яков Анисимович, накорми с дороги почтенного человека. Одежонку какую-нибудь поищи.

– Нет! Нет! – замахал руками крестьянин. – Я для отводу глаз в драное вырядился… За хорошую шубу еще и прибьют.

– Как имя ваше? – спросил святейший.

– Имя? Слава Богу, напомнили! – Опять полез в шапку, достал листок. – О здравии бы… Всей деревней кланяемся. Деньжат, не осуди, маловато. Новая власть хуже Батыя, грабанули подчистую. Помолись, святейший, пока живы. Уж больно много людей Бог прибрал.

Тихон взял листок:

– Помолюсь.

Деньги у мужика были в тряпочке.

– Оставь это себе, – сказал Тихон. – Купи детям гостинец…

Яков увел гостя в трапезную.

«У нас в Тамбовской губернии, да, кажется, и в Рязани вспыхнуло восстание крестьян против большевиков, – писал иеромонах Исайя. – В Шацком и в Моршанском уездах идет бой крестьян с красноармейцами. Около Тамбова тоже свергают власть большевиков. В газетах пишут, якобы чехословаки и белогвардейцы силой заставляют крестьян выступать против советской власти. Это неправда, крестьяне сами организовываются и вооружаются, кто вилами, кто дубиной. И с таким вооружением выступают против ружей и пулеметов. Крестьяне теперь имеют правильно организованные отряды из бывших солдат. В Шацке и Моршанске разгромили большевиков и забрали артиллерию, пулеметы и склады со снарядами. И теперь идет в нашей местности правильный бой. Я на зиму хотел пробраться в Вышинскую пустынь и 24 октября вышел было из дому. Не доходя Вышинской пустыни верст пятьдесят, пришлось вернуться обратно по случаю сражения крестьян с красноармейцами…»

Тихон отложил письмо и бережно разгладил листок с именами крестьян, с надписью «За здравие».

Неслышно появился кот Цыган. Просиял зеленющими глазами, мяукнул: звал гулять.

– Пошли, – согласился Тихон.

Заглянул в трапезную. Гостя уже не было.

– Ушел, – сказал Яков Анисимович. – Съел все мигом, взял хлеба на дорогу и ушел. Говорит, я счастливейший человек – с патриархом говорил.

– Жалко, что ушел, – подосадовал Тихон, – мне порасспросить его хотелось.

Кот Цыган сидел уже у двери, разглядывая замок.

Яблоки в саду светились. Трава была зеленая, но сердце зябло, пророча снег.

На корточках перед клумбой желтых календул сидел Ваня. Детей из соседних домов пускали в сад. Все они были друзья патриарха.

– Здравствуйте, – сказал мальчик. – Эти желтенькие так пахнут хорошо!

– Сорви, возьми домой.

– Нет, пусть живут… Цветов совсем теперь мало. И птиц мало. Одни воробьи.

Тихон показал на рябины в дальнем углу сада:

– Видишь, сколько ягод? Зиму надо ждать холодную, но зато снегирями налюбуемся. Горькая рябина для снегирей лучшее угощенье.

– А я тоже рябину люблю, – сказал Ваня. – Сморщенную, подмороженную. Смотрите! Смотрите! Цыган тоже цветы нюхает.

– Он у нас аристократ.

Ваня достал из кармана два камня.

– Я во чего нашел! – Размахнулся, высек сноп искр. – Хороший кремень.

– Да, тебе повезло, – согласился патриарх, взял камни, ударил один о другой, но ничего не получилось.

– Вы по острому краю бейте. Сильней! – забеспокоился Ваня.

Святейший ударил по острому краю и словно бы вытряхнул медленно погасающую гирлянду пахнущих грозою искр.

– Чудесно!

Ваня, получив обратно камни, понюхал их.

– До лета долго, а я стукну камень о камень – и будто гроза, молния ударила.

– Ты большой хитрец! – порадовался Тихон, но мальчик вдруг потупился и спросил важное для себя:

– А скажите, за Ленина молиться можно о здравии? Он ведь безбожник…

– Молиться о здравии за всякого человека можно.

– Я молюсь, – сказал Ваня, – а Венька говорит: пусть они все сдохнут, красные. Такое желать грех…

– Грех, – согласился Тихон. – Красные такие же русские люди… Дай Бог, чтобы все мы стали одного цвета.

По дорожке быстро шли Яков Анисимович и кто-то еще.