Читаем Патриархальный город полностью

— Больным уроки не впрок… — кротко и горько проговорил Иордэкел Пэун. — И больным, и даже тем, кто считает себя более здравомыслящим, чем Кристина Мадольская или Султана Кэлиман. Уроками их не излечишь. Исцелить их можно только добротой… Этим я и занимаюсь в нашем городе много лет, с тех пор как самые разные люди то и дело призывают меня в качестве миротворца. Потому-то я и обратился к вам! Кристина Мадольская просила меня подыскать ей адвоката. Чтобы немедленно начать процесс. Любой из наших старых адвокатов взялся бы вести это дело только ради того, чтобы покраснобайствовать да повеселить пескарей у «Ринальти». Взялся бы, прекрасно понимая, что процесс безнадежен и не стоит выеденного яйца. Если бы вы знали, какой притчей во языцех была для нашего города война этих двух старух, вы бы поняли, с какой готовностью такой адвокат ухватится за нее снова. Чтоб было о чем посплетничать за этим вот столом. Лишний раз позабавить судей… Люди жестоки! В городках вроде нашего, где ничего нельзя утаить, они развлекаются как умеют. И чтобы этого не произошло, я и решил обратиться к вам. Я говорил с ней о вас. Объяснил, что вы придерживаетесь иных взглядов, не в пример тем, кто довел ее до нищеты. Имели практику в столице, приобрели большой опыт… Здесь мы подходим к деликатному моменту. Прежде всего вам необходимо, если можно так выразиться, затянуть изучение дела. А потом уж убедить ее, что процесс этот заведомо проигранный. Надо отговорить этих старух от их последнего спектакля, и безобразного, и грустного, и смешного. Я думаю про их древний род, про усопших. Они не заслуживают такого поношения. Как видите, я взялся мирить и мертвых… Ну, как — беретесь?

— Я вам сразу сказал, господин Иордэкел. Ваше желание для меня закон.

Иордэкел Пэун улыбнулся счастливой улыбкой:

— Рад, что не ошибся. А теперь поедемте. Госпожа Кристина нас ждет.

Он поманил Некулая.

— Сбегай за извозчиком. Возьми Аврама или Цудика, у них пролетки почище.

Официант, как был с непокрытой головой, кинулся на улицу, в мокрый снегопад, искать извозчика. Синьор Альберто вышел из-за стойки и, подойдя к столику, робко спросил:

— Господин Тодорицэ, извините за беспокойство, — не могли бы вы уделить мне четверть часа? Не здесь. У себя дома. Назначьте мне день и время, когда прийти. Я хотел бы попросить у вас совета…

— А в чем дело? — спросил Тудор Стоенеску-Стоян, польщенный тем, что столько людей уже нуждаются в нем и его советах.

— Дело касается моего сына, господин Тодорицэ. Его зовут Джузеппе, он учится у вас в классе. Беда мне с ним. И уже давно беда.

— Джузеппе Ринальти, из пятого класса? Знаю. Он очень хороший мальчик, синьор Альберто. Очень хороший! Один из первых в классе.

— Он хорош для школы, но не для меня! — вздохнул синьор Альберто, почесывая каракуль своих волос.

— Это что-то новое! — улыбнулся Тудор Стоенеску-Стоян. — Для школы хорош, а для вас плох? В любом случае, поговорим обязательно. Приходите завтра между пятью и шестью часами. Завтра или послезавтра.

— Видите ли, я не хотел бы вас беспокоить. Я знаю, вы дома работаете, пишете. Это все знают.

— Между пятью и шестью я всегда свободен, синьор Альберто, — успокоил его Тудор Стоенеску-Стоян с видом человека, который тоже иногда позволяет себе часок отдохнуть и расслабиться, урывая этот час от тяжелого писательского труда.

— Тогда завтра в половине шестого, господин Тодорицэ.

— Завтра в половине шестого.

Синьор Альберто удалился в свой окоп за стойкой и там, подперев рукой кудрявую голову, предался размышлениям обо всех бедах отца, которому провидение подарило сына, хорошего для школы и плохого для родительского ремесла.

А Тудор Стоенеску-Стоян с Иордэкелом Пэуном, скорчившись под тесным верхом пролетки означенного Аврама, покатили сквозь ноябрьский дождь пополам со снегом, навстречу новым странным бедам патриархального города.

— К вам домой, господин Тодорицэ? — спросил Аврам.

— Прямо! И что тебе за дело?

— Значит, к господину Иордэкелу.

— Прямо, тебе говорю!

— Сначала держи на улицу Гетмана Кэлимана! — вмешался Иордэкел Пэун.

— Ага! — Аврам решил, что все понял. — Едем к госпоже Султане.

Иордэкел Пэун развел руками, желая воздеть их к небу; но помешал тесный кожаный верх. Смирившись, он уронил руки на колени.

— Что за люди! — простонал он. — Что за люди! Каждый хочет все знать, каждому нужно все выведать! — Затем, обернувшись к Тудору Стоенеску-Стояну, сказал: — У Султаны Кэлиман мы останавливаться не будем. Нам у нее делать нечего. Я назвал Авраму эту улицу, чтобы вы взглянули, как расположен ее дом и имели о нем представление. Потом мы возьмем налево и еще раз налево — и попадем на улицу Святых князей, к дому Мадольских.

На улице Гетмана Кэлимана господин Иордэкел велел Авраму ехать шагом, но не останавливаться.

Извозчик подчинился, всем своим видом показывая, что оставил попытки что-либо понять.

Перейти на страницу:

Все книги серии Зарубежный роман XX века

Равнодушные
Равнодушные

«Равнодушные» — первый роман крупнейшего итальянского прозаика Альберто Моравиа. В этой книге ярко проявились особенности Моравиа-романиста: тонкий психологизм, безжалостная критика буржуазного общества. Герои книги — представители римского «высшего общества» эпохи становления фашизма, тяжело переживающие свое одиночество и пустоту существования.Италия, двадцатые годы XX в.Три дня из жизни пятерых людей: немолодой дамы, Мариаграции, хозяйки приходящей в упадок виллы, ее детей, Микеле и Карлы, Лео, давнего любовника Мариаграции, Лизы, ее приятельницы. Разговоры, свидания, мысли…Перевод с итальянского Льва Вершинина.По книге снят фильм: Италия — Франция, 1964 г. Режиссер: Франческо Мазелли.В ролях: Клаудия Кардинале (Карла), Род Стайгер (Лео), Шелли Уинтерс (Лиза), Томас Милан (Майкл), Полетт Годдар (Марияграция).

Альберто Моравиа , Злата Михайловна Потапова , Константин Михайлович Станюкович

Проза / Классическая проза / Русская классическая проза

Похожие книги

Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)
Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)

Ханс Фаллада (псевдоним Рудольфа Дитцена, 1893–1947) входит в когорту европейских классиков ХХ века. Его романы представляют собой точный диагноз состояния немецкого общества на разных исторических этапах.…1940-й год. Германские войска триумфально входят в Париж. Простые немцы ликуют в унисон с верхушкой Рейха, предвкушая скорый разгром Англии и установление германского мирового господства. В такой атмосфере бросить вызов режиму может или герой, или безумец. Или тот, кому нечего терять. Получив похоронку на единственного сына, столяр Отто Квангель объявляет нацизму войну. Вместе с женой Анной они пишут и распространяют открытки с призывами сопротивляться. Но соотечественники не прислушиваются к голосу правды — липкий страх парализует их волю и разлагает души.Историю Квангелей Фаллада не выдумал: открытки сохранились в архивах гестапо. Книга была написана по горячим следам, в 1947 году, и увидела свет уже после смерти автора. Несмотря на то, что текст подвергся существенной цензурной правке, роман имел оглушительный успех: он был переведен на множество языков, лег в основу четырех экранизаций и большого числа театральных постановок в разных странах. Более чем полвека спустя вышло второе издание романа — очищенное от конъюнктурной правки. «Один в Берлине» — новый перевод этой полной, восстановленной авторской версии.

Ганс Фаллада , Ханс Фаллада

Проза / Зарубежная классическая проза / Классическая проза ХX века / Проза прочее
Роза и тис
Роза и тис

Хотя этот роман вышел в 1947 году, идею его писательница, по собственному признанию, вынашивала с 1929 года. «Это были смутные очертания того, что, как я знала, в один прекрасный день появится на свет». Р' самом деле, точно сформулировать идею книги сложно, так как в романе словно Р±С‹ два уровня: первый – простое повествование, гораздо более незатейливое, чем в предыдущих романах Уэстмакотт, однако второй можно понимать как историю о времени и выборе – несущественности первого и таинственности второго. Название взято из строки известного английского поэта Томаса Эллиота, предпосланной в качестве эпиграфа: «Миг СЂРѕР·С‹ и миг тиса – равно мгновенны».Роман повествует о СЋРЅРѕР№ и знатной красавице, которая неожиданно бросает своего сказочного принца ради неотесанного выходца из рабочей среды. Сюжет, конечно, не слишком реалистичный, а характеры персонажей, несмотря на тщательность, с которой они выписаны, не столь живы и реальны, как в более ранних романах Уэстмакотт. Так что, если Р±С‹ не РёС… детализированность, они вполне Р±С‹ сошли за героев какого-РЅРёР±СѓРґСЊ детектива Кристи.Но если композиция «Розы и тиса» по сравнению с предыдущими романами Уэстмакотт кажется более простой, то в том, что касается психологической глубины, впечатление РѕС' него куда как более сильное. Конечно, прочувствовать сцену, когда главные герои на концерте в РЈРёРЅРіРјРѕСЂ-Холле слушают песню Рихарда Штрауса «Утро» в исполнении Элизабет Шуман, СЃРјРѕРіСѓС' лишь те из читателей, кто сам слышал это произведение и испытал силу его эмоционального воздействия, зато только немногие не ощутят мудрость и зрелость замечаний о «последней и самой хитроумной уловке природы» иллюзии, порождаемой физическим влечением. Не просто понять разницу между любовью и «всей этой чудовищной фабрикой самообмана», воздвигнутой страстью, которая воспринимается как любовь – особенно тому, кто сам находится в плену того или другого. Но разница несомненно существует, что прекрасно осознает одна из самых трезвомыслящих писательниц.«Роза и тис» отчасти затрагивает тему политики и выдает наступившее разочарование миссис Кристи в политических играх. Со времен «Тайны Чимниз» пройден большой путь. «Что такое, в сущности, политика, – размышляет один из героев романа, – как не СЂСЏРґ балаганов на РјРёСЂРѕРІРѕР№ ярмарке, в каждом из которых предлагается по дешевке лекарство РѕС' всех бед?»Здесь же в уста СЃРІРѕРёС… героев она вкладывает собственные размышления, демонстрируя незаурядное владение абстрактными категориями и мистическое приятие РїСЂРёСЂРѕРґС‹ – тем более завораживающее, что оно так редко проглядывает в произведениях писательницы.Центральной проблемой романа оказывается осознание Р

Агата Кристи , АГАТА КРИСТИ

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза