Патриархальный город

Старый пенсионер улыбался, радуясь свободному течению мыслей, которые давно не давали ему покоя и которыми он, должно быть, не слишком привык делиться с другими. Он поднялся со своего жесткого стула, хрустнув суставами затекших ног. Подошел к шкафчику, вделанному в полки, открыл дверцу и вынул оттуда овальный подносик из латуни с графином и двумя стаканами. Поставив поднос на стол, сказал:

— Позвольте попотчевать вас эликсиром, который изготовила моя старушка. Это — вишневая наливка примерно двенадцатилетней выдержки. Я не поклонник крепких напитков. Но теперь, думаю, это не помешает… Она вас чуточку подкрепит, и вам легче будет переносить докуку моей пространной лекции.

— Великолепный эликсир! — Тудор Стоенеску-Стоян, отпив треть стаканчика, с видом тонкого знатока прищелкнул языком. — Просто великолепный! И лекция замечательная!..

Иордэкел Пэун едва ли обратил внимание на эти дифирамбы. Он был слишком поглощен мыслями, осенившими его.

Снова усевшись на свой жесткий стул, он скрутил вторую сигарету и тотчас продолжил, — говоря скорее для самого себя, чем для слушателя:

— Итак, путешественники приходили и уходили. Наблюдали и в своих записях отмечали страдания, нелепости и вопиющие контрасты. Иногда размышляли над ними, пытаясь уяснить себе их причины. И если не могли найти правдоподобного объяснения, как много лет не находил его и я, то, во всяком случае, сплошь да рядом чувствовали и предчувствовали историческую и социальную трагедию порабощения местного населения; хотя и сами они порой участвовали в нем, но все-таки, пусть от случая к случаю, проявляли сочувствие к парадоксальной и жестокой судьбе этих обездоленных, которые, прикованные к своей земле, печальными глазами глядели им вслед, провожая в широкий мир, отделенный пространством и временем… Поверьте, я не горю желанием присвоить себе красивый образ из области литературы. Говоря «отделенный пространством и временем», я хочу подчеркнуть, что для населения, жившего здесь, между Дунаем и Карпатами, «на дороге зол», как, вздыхая, писали наши старые молдовские летописцы, само время, казалось, остановилось, словно минутная стрелка испорченных башенных часов, обрекая их на безнадежное прозябание. Потом те из путешественников, кому пришлось проезжать этими ограбленными и заброшенными землями, возвращались в свое отечество и не раз и не два излагали на бумаге свои впечатления и размышления. Они их пересматривали, снабжали примечаниями, классифицировали. Некоторые из них были напечатаны уже тогда. Другие много позже были извлечены из семейных архивов… Значение их для нас исключительно велико, только мы не умеем оценить их в истинном свете. Это не официальные документы, защищающие интересы, принципы, дипломатический престиж государства, правящего слоя, касты, что характерно для официальных документов, к которым обычно прибегают историки. Это документы другого рода, живые свидетельства, в которых надо уметь читать между строк, — именно так мне и следует перечесть книги, собранные за целую жизнь на этих полках… Историю делают не императоры, князья, военачальники, государственные советники и послы. Историю творит и всегда творил народ, великий и безымянный. А не правители! История принадлежала и принадлежит народу, а не правителям! И вот сам по себе, умом и опытом молдованина, я пришел к мысли, что лишь из сопоставления этих двух противоположных, противоречащих друг другу источников информации историческая правда становится сразу логичной и ясной. По-иному сцепляются причины и следствия. Вы получаете в руки путеводную нить, которую мне не дано было найти… Фактически речь идет о типичной ситуации для наших городов, входивших в состав обоих дунайских княжеств, городов, которые на протяжении многих веков смущали, поражали, приводили в справедливое негодование иноземных путешественников уже упоминавшейся убогостью городского управления и анархией градостроительства; не говоря уже обо всех прочих последствиях иного характера, которые — будем справедливы — нашли отражение и в нашей литературе: я имею в виду возмутительные общественные нравы, поверхностное обезьянничанье, латание бесконечных прорех, упадок, хозяйничанье политических сатрапов, господство рутины, предрассудков и порядков, не имеющих разумного оправдания. Гнилое стоячее болото, миазмы… Все то, что вы наблюдаете здесь и что в скором времени постепенно начнет затягивать и вас. Это неизбежно. Рок… Не качайте головой. Повторяю: это рок!

Вечерело. Сгущались сумерки.

Щелкнув выключателем, старичок пенсионер зажег настольную лампу. Это была старинная фарфоровая лампа с матовым шаром, когда-то керосиновая, но потом переделанная на электрическую…