Патриархальный город

— Новое? Так казалось и мне самому… Напротив, нечто очень древнее, шестивековой давности, а то и больше. Оно-то и объясняет судьбу наших городов, обреченных на упадок, постигший их после столь блистательного начала. Я не преувеличиваю. Еще немного терпения… Через Молдову проходил торговый путь из Польши к Черному морю и далее, на азиатский восток. По нему западноевропейские товары из фламандских и ганзейских городов шли к рынкам Азии, которые контролировались генуэзскими, венецианскими или рагузинскими купцами. Через Молдову же обратным путем следовали товары из Азии: шелк, драгоценные камни, пряности, за которыми погнался, почуяв след, знаменитый Марко Поло, венецианский купец и путешественник, прозванный Миллионе. Через Валахию, по отрогам Карпат проходил путь из Брашова, Сибиу и дальних германских и голландских городов к Дунаю, к Рагузе и к южной оконечности Балканского полуострова. И города, возникшие вдоль этого пути на молдо-валашских землях как перевалочные пункты сухопутных перевозок и порты на Дунае, заимствовали вольное устройство ганзейских городов, обеспечив себе собственные доходы и подготовившись к истинно урбанистической жизни. В их существовании был смысл… Товары из германских государств, Фландрии, даже далекой Англии, янтарь из прибалтийских краев, зерно из украинских степей и трансильванской низменности, направлявшиеся в Венецию или Женеву, приносили этим городам не только денежный доход в виде пошлин за провоз через наши два княжества. Вместе с ними поступал также новый импульс деятельной энергии, заражая местное население духом предприимчивости. Каждый молдо-валашский город управлялся двенадцатью «пыргарями» — то есть Bürger’ами[34] средневековых и ганзейских городов — во главе с примарем, который в Валахии звался «судьей», а в Молдове «шолтузом». Это было то самое устройство, продиктованное экономической необходимостью и коллективной общностью интересов, которое в средние века распространилось «от Лондона до Новгорода и от Флоренции до Ясс», как сказано в остром и основательном рассуждении этого нашего молодого историка, о котором идет речь… Наконец-то заложены были предпосылки будущего!.. Ничто не смогло бы остановить естественного развития наших придунайских городов, следовавших примеру других городов Европы. А с другой стороны, при таком расцвете городов ничто не помешало бы и естественному развитию самих дунайских княжеств по торгово-промышленному пути, параллельно с развитием земледелия и животноводства. Другая хозяйственная структура — другая политическая система! Начало сулило большие надежды. Некоторые города, даже не из самых крупных, обеспечили себе столь обильные доходы, что, например, Ботошань, расположенный на пути к генуэзской колонии Каффе в Крымском ханстве, из своих прибылей был в состоянии целиком покрывать расходы супруги господаря по содержанию ее усадьбы, носившей до недавнего времени название «Княгинина града». Благодаря этому регулярному обмену между Западом и Востоком, благодаря постоянному контакту с двумя культурами и цивилизациями противоположных концов Земли в городах поддерживался дух предприимчивости, умственной активности и такой живой интерес к явлениям и событиям широкого мира, что одновременно с ростом городов менялось и сознание остального населения — бояр с их феодальными привилегиями, сидевших по своим усадьбам, среднего слоя рэзэшей и крестьян. Об этом, во всяком случае, свидетельствуют документы времен правления Александра Доброго и Мирчи Старого. Это был наиболее плодотворный и продуктивный период в истории дунайских княжеств до Штефана Великого. Наблюдался стремительный рост и быстрое приспособление к тому ритму, который преобразовал Европу, совершался переход от феодализма к социально-экономическому, политическому и торгово-промышленному обновлению, осуществлявшемуся городами и буржуазией эпохи подъема и эмансипации, прежде чем началось загнивание… Перспективы открывались бесконечные. Пробудились к жизни новые силы — свежие, жадные, предприимчивые. Мы торопились идти в ногу со временем — и поспевали. А что потом?..

Захваченный потоком мыслей знаток исторических грамот вскочил со стула, возможно, сам того не заметив, и, шагая по комнате, продолжал с едва сдерживаемым волнением: